Рождение советской женщины. Работница, крестьянка, летчица, «бывшая» и другие в искусстве 1917–1939 годов

Агитпродукция Дымшиц-Толстой не только политизировала читательниц, но и активно исследовала их представления о самих себе в персонифицированных художественных портретах. Активно действующих субъектных героинь и личных историй в ее журнале заметно больше, чем нужно. Очень часто на первый план фотосюжетов выходят женщины, крайне далекие от бодрой образности «нового человека», причем, как правило, они вовлечены в диалог и отношения взаимной поддержки. Так, в № 4 (1929) напечатан необычно живой и непосредственный репортаж о фабрике Свердлова «Пожилые работницы-физкультурницы». Справа размещено фото, отвечающее нормативно-плакатному типу физкультурниц: молодые женщины выполняют синхронные упражнения. Под ним динамичный снимок двух работниц среднего и пожилого возраста, одетых в короткую спортивную форму: они не стесняются ни камеры, ни непривычного костюма и весело разговаривают, сидя на спортивном снаряде. Комментарий сообщает, что «в скором времени на фабрике будут практиковаться занятия по физкультуре с туберкулезной женской группой»[73]. В этом снимке спорт, как и тело, остается частным пространством.

Фоторепортаж «Пожилые работницы-физкультурницы». Журнал «Работница и крестьянка», 1929, № 1

Как и в журналах ЦК, в «Работнице и крестьянке» заметное место уделялось репортажам с производства. К фотографиям женщин за работой могла прилагаться дискуссия по острым темам журнала с участием читательниц, где звучали довольно неожиданные суждения о воспитании детей, проблеме венерических заболеваний и др. Ответы работниц с разных заводов подписывались, и сочетание этих ответов с фотопортретами разрушало стандартный для изданий 1930-х формат «доски почета». Безусловно оригинально общее фото работниц фабрики «Равенство», только что вступивших в партию (№ 2, 1929). Снимок не смонтирован, а именно снят (впрочем, слегка небрежно кадрирован): перед нами портрет семи женщин разного социального положения и возраста, за каждой ощутима собственная история. Находкой журнала были и репортажи о неблагополучных героинях: женщины из работных домов для бывших проституток, обитательницы ночлежек и больниц показывались портретно, без гротеска или уничижительной иронии. Так, репортаж о больных алкоголизмом в психиатрическом диспансере при клинике им. Бехтерева (№ 3, 1929) представляет три социальных типа. Это «бывшая» с растрепанными волосами, в белой рубахе с черным бантом; «осоветившаяся барышня»[74] в черной шляпке, надвинутой на глаза, с подкрашенным лицом; и работница в блузе в горох, самая растерянная из троих (она первая получает талон от врача). Объединяет их несвойственная советским образам замкнутость и погруженность в себя. Среди других героинь журнала — работницы «продуктового показательного женского кооператива на Загородном», женщина-милиционер из рабоче-крестьянской милиции Петрозаводска и др. Все эти репортажи, несмотря на формальную встроенность в агитационный формат, уклонялись от общих принципов пропаганды 1930-х в главном: они не противопоставляли и не сталкивали женщин разных социальных категорий, не выделяли главную героиню как символ общественной нормы. В поздних воспоминаниях художница отмечала, что всякий раз выезжала на съемку лично вместе с фотографом и руководила его действиями[75], таким образом режиссируя выпуск.

Фоторепортаж из клиники Бехтерева в Ленинграде. Журнал «Работница и крестьянка», 1929, № 3

В 1934-м, после убийства Сергея Кирова, ленинградская партийная организация пережила тотальную чистку. На пике своего существования журнал был реорганизован, и после снятия главного редактора Дымшиц-Толстая покинула свой пост: ее издательская карьера больше не возобновилась, во вступлении в Союз художников ей также было отказано.

Глава 4. «Восточница». Колониальное измерение советского феминизма