Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции

Татьяна Трусова-Уманская: Он приехал со съемок взбешенный. Что и как у него происходило с Тарковским — не знаю. Но он сказал, что «Сталкер» напоминает ему дом Собакевича, где железная воля хозяина боролась с замыслом архитектора, отчего дом несколько перекосило набок. И просил меня не смотреть фильм. Он после «Сталкера» говорил, что актер — это раб, который обожает свое рабство. И не хотел больше играть, не хотел ни Тарковского, ни Михалкова — вообще никого. Тогда он и начал всерьез мечтать о режиссуре, а потом и перешел к ней.

21 января. Тарковский заболел и написал распоряжения на случай своей смерти и соображения по монтажу «Сталкера»:

Если Бог меня приберет, отпевать меня в церкви и хоронить на кладбище Донского монастыря. Трудно будет добиться разрешения. Не грустить! Верить, что мне лучше там.

Картину закончить по схеме последнего разговора о музыке и шумах. Люсе попробовать убрать в конце Бар. Вставить в Комнату новый текст из тетради (о больной дочери) + старый, записанный для сцены после Сна. Если получится без Бара, в конец Сна, после руки Девочку с костылями у Бара. Рыб убрать. Перейти с последнего плана Комнаты — общего плана на тишине на Девочку (цветную) на плечах отца. Дыхание. Главное — речевое озвучание — делать как на съемке. В финальной сцене на кровати Саше [Кайдановскому] сдержаннее, не голосить, как на съемке. Девочку последнего кадра озвучить (Асафьевым). Пусть Саша Кайдановский поможет озвучить — у него хороший слух. И Шарун — не режиссировать, а контролировать на слух. Не делать больше никаких поправок — это моя последняя воля.

Ольге помогать дома. Но не так, как она делала до сих пор, несмотря на работу или занятия. Крестить Тяпу. Посадить на могиле вяз. Ничего не скрывать от Тяпы. Все[512].

Эта запись в очередной раз говорит о психическом состоянии Тарковского на «Сталкере», почти постоянно мизантропическом и депрессивном. Заболев, Андрей Арсеньевич всерьез думал о смерти и давал распоряжения на случай своего ухода. Почти все эти пожелания не сбылись или не были выполнены. Им самим или его женой. Когда «Бог его прибрал», Тарковского отпевали в церкви на рю Дарю в Париже. Похоронили не в Донском монастыре, а под Парижем на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа в чужую могилу. Потом вроде бы с собственной могилой разобрались. Это кладбище — очень хорошее место; возможно, ему лучше там.

Эта запись позволяет проследить и логику мышления режиссера. Его мысль неустанно работала, и новое решение часто было отрицанием принятого накануне, а то, в свою очередь, было отрицанием придуманного день или два назад и отрицающего то, что написано в сценарии. Вспоминает Николай Гринько: