Рождение звука

– Справа перила. Поднимаемся.

Фостер слепо поводил руками, нашел перила. Вверху возник тускло освещенный свод. Лестница привела в комнату размером с баскетбольный зал. Голубые тени утра уже просачивались сквозь грязные окна. Пыль приглушала шаги.

– Это твой дом? – спросил он.

Без еды и воды, без отопления и электричества дом не казался подходящим местом для того, чтобы отсидеться. Фостер последовал за Блаш ко встроенному книжному шкафу; та отодвинула несколько томов в кожаном переплете и покрутила чем-то в глубине за книгами. Раздалось шипение сжатого воздуха, книжный шкаф отъехал в сторону.

Блаш коснулась стены, и засиял свет. Она прикоснулась еще к чему-то, и прохладный воздух заструился из клапанов под потолком.

– Пойдем. Здесь у меня «комната страха». На случай землетрясения: тут и вода в бутылках, и генератор.

Из сумочки она выудила телефон.

– Мобильной связи нет, тут все экранировано то ли свинцом, то ли цинком на случай атомной войны.

Блаш указала на настенный телефон, от которого шел длинный, скрученный колечками провод:

– Но здесь есть проводная связь. Номер, конечно же, не в справочнике.

Словно подслушав, телефон зазвонил. Блаш потемнела лицом и, не отрывая глаз от аппарата, дождалась, пока тот перестанет звонить. После седьмого звонка вызовы прекратились, и она перевела дух:

– Ошиблись номером…

Телефон снова зазвонил, и опять семь раз. Когда звонки начались в третий раз, Блаш подняла трубку.

– Шло! – Блаш прикрыла микрофон ладонью и шепнула Фостеру: – Это друг. Он хоть и продюсер, но парень что надо. – А в трубку сказала: – Погоди, я включу громкую связь.

В помещении будто раскатисто рыгнули.

– Я сразу понял, где тебя искать, – заявил Шло. – Ты там со своим похитителем?

– Да, с Фостером. – Блаш кивнула на закрытый металлической сеткой динамик телефона. – Познакомься, это Шло. Он продюсировал «Кровавую баню для няни».

Отрыжка складывалась в слова:

– Блаш, детка, ты ведь не собираешься на вручение «Оскара»?

Блаш, нахмурившись, посмотрела на Фостера.

– Вообще-то собираюсь.

Рыгающий голос продолжил:

– Не ходи туда. Просто поверь и не ходи.

Трубку повесили. Блаш бросила сумку, скинула куртку и убежала: надо было вернуть баллонный ключ и скрыть следы разрушений на входной двери. Выходя, захлопнула за собой потайную дверь – книжный шкаф. Фостер почувствовал себя пленником: он понятия не имел, как теперь выйти. Вынув телефон из кармана, вставил аккумулятор. Ну и что, что здесь нет сигнала? Значит, и полиция не найдет. Листая папки, он искал некое видео: надо показать этой «звезде». Изображение зернистое и без звука? Ерунда. Длится видео – не успеешь и свечку задуть, зато это самый важный фильм в его жизни.

Шло доказал, что он больше, чем просто друг. Примчался как прекрасный принц, дал на лапу консьержу, и тот открыл дверь своим ключом. Митци бесформенной грудой лежала без чувств у раковины, на окровавленном пробковом полу. Шло сориентировался мгновенно: послал консьержа за суперклеем и перекисью водорода (научился ведь где-то), а сам поднял ее руку выше уровня сердца и зажал рану.

Позднее Шло сказал с неожиданным спокойствием:

– Митц, на все, чего я не знаю, не хватит и стадиона. Но я точно знаю: что-то не так.

Обрушение «Империала», знаменитой постройки, которая выдержала не один сейсмический катаклизм, правительство списало на землетрясение. В Детройте, мол, выпало слишком много снега. Когда настанет очередь следующего кинотеатра, они, упаси господи, назовут это терактом. Короче, Шло посоветовал Митци собрать вещи, деньги и последовать примеру Романа Полански.

– Обязательно уничтожь оригинал. Причем это мнение не только мое, а всех киношников. Мы ошиблись.

Шло оказался гением от медицины. Похоже, ему не впервой было заклеивать разрезанное запястье; так или иначе, продюсер промыл и обработал порез кубиками льда, посыпал винным камнем. А когда кровотечение остановилось, свел края разреза вместе и капнул суперклеем.

Митци лежала на кухонном полу, едва соображая.

– Что происходит? – спросила она.

– Иерихон, детка. Происходит Иерихон.

Это маленькое видео Фостер показал ей не сразу. Сначала они набрались. Не то чтобы сильно, однако долго мучили бутылку рома, которую она принесла, разобравшись с входной дверью, чтобы рваная фанера не привлекла внимания. Ром – потому что она любила сладость. Ей казалось, что именно таким должен быть вкус школьных тусовок. Впрочем, школьные тусовки она упустила. Подростком Блаш осваивала роль потаскушки в кино, и времени таскаться по вечеринкам просто не было. Играя секс-бомбу на экране, она умудрилась сохранить девственность до первого брака.

Беглецы расположились в «комнате страха». Блаш от души приложилась к стакану.

– Как, по-твоему, мне удалось заработать и почти купить этот дом?

Даже судя по тому малому, что Фостер успел увидеть, дом был необъятен.

Блаш печально заметила:

– Да, для дома много, для целого мира мало…

Блаш купила это здание на пике актерской карьеры. И тут же превратилась в его пленницу. У дверей всегда толпились папарацци и фанаты-психопаты.