Да, было больно, когда он раз за разом врезался мордочкой во влажные камни, или застревал в кронах редких для драконьего мира деревьях. Плач-сопли-боль, все дела. Но в голове вновь кричали «Лягушонок-Лягушонок!», и он снова вставал на ноги.
Единожды врезавшись в другого дракона, он поломал себе клык: от него откололся маленький кусочек при столкновении с прочной чешуёй. Драконёнок никак не ожидал встретить в дальних пещерах, где он и учился летать, какого-либо дракона. Да ещё какого! Ведь им оказался предводитель всего его рода! Дракон, которого Человек в плаще именовал Главарём!
Та встреча стала роковой для юного дракона. Главарь тихо рыдал в самом тёмном углу пещеры, свернувшись клубком. Он и не заметил столкновения с маленьким Новобранцем. Драконёнка заметили только, когда он подошёл к самой морде Главаря. Новобранец сам едва превышал размерами череп предводителя рода.
Тогда завязался душевный разговор, полный слёз и волнений. Столкнувшиеся в гóре драконы излили друг другу души. Главарь поведал о своей юности, в которой потерял старшего брата, о чём всё ещё не мог позабыть. Дракон скорбел о погибающих ежедневно драконах. А когда его кипячёные слёзы закончились, полились ручьи Новобранца.
Главарь внимательно слушал его, не перебивал. В конце концов, проникшись историей драконёнка, предводитель рода пообещал научить того летать. Два дракона нашли утешение друг в друге.
На занятиях они много разговаривали. Именно тогда в Новобранце и загорелось желание попасть в драконью армию. Родившийся с огнём пятой степени он имел такое право. Главарь сначала принял заявление ученика в штыки, он не хотел потерять и его — своего единственного друга. Но, какие бы битвы не проходили в его голове, предводитель рода замечал усердия Новобранца. За одну зиму драконёнок полностью научился летать и лавировать между препятствиями. По ночам он сбегал из родительской пещеры лишь для того, чтобы, в тайне ото всех, взобраться на ветру в верхний мир, где светят Солнце и луна! Где шелестят деревья. Где журчит ветер, расправляя собой крылья и приятно пробегая между чешуйками. И где есть небо, а на нём — незримые звёзды.
Новобранцу не нужно было видеть всё это, чтобы полюбить. Он мог часами лежать на мелкой траве, лазать по деревьям, охотиться на глупых перепёлок и летать! Летать в чистом небе, подхватывая крыльями сильнейшие потоки воздуха!
Здесь его не могли видеть соплеменники — драконам запрещалось выбираться в людской мир. Лишь он, сбегая от общего гнёта, осмелился на такой рискованный шаг.
Главарь не мог этого не заметить. Единожды проследив за Новобранцем и его тренировками полёта, он понял раз и навсегда: «Этот проказник пойдёт на всё, чтобы исполнить задуманное!». Тогда Главарю и пришлось смириться с тем, что его друг вступит в драконью армию, когда настанет время.
К слову, в тот раз Новобранец заметил Главаря, хотя тот и звука не издал. Это заставило дракона поверить в то, что его драконёнок, которого он мысленно называл сыном, сможет постоять за себя.
…не привык к повседневности. Он с азартом и удивительным рвением сражался на поле боя трое ночей и дней подряд, напрочь забыв о еде.
Его волокли по земле не первый час, а он оставался без чувств. Затылок уже сочился кровью, к которой липла комками земля. Дышал он неровно, сбивчиво. Снилось ему пение прекрасной девушки.
Резко сильно тряхануло и он наконец очнулся. Продрав глаза, он не смог продержаться в сознании больше минуты. Кален потерял сознание от увиденного. Его окружали стены из обсидиана, переливающиеся фиолетовым и неестественно алым. Белая земля устилала всё вокруг, напоминая снег своим холодом. И куча, тьма тьмущая демонов. Они повсюду! Обретают чужие облики, непрерывно гомонят, из-за чего режет уши.
А Калена всё несут и несут. Вроде, двое, по крайней мере, ему так казалось. И боль в голове. Не та, что от разодранного затылка, нет. Ощущение, будто какая-то его часть мертва… Будто бы сгнила, и теперь вынуждена расти гнилой.
И от этого никуда не уйти.
Он не мог шевелить ни ногами, ни руками, поэтому оказался полностью беспомощным. Он не мог сопротивляться и, потому, просто потерял сознание. У него болело всё, что только могло. Кален предпочёл тьму сна, нежели реальности.