Натан наблюдал в окно, как Паттерсоны сели в машину и уехали. Из коридора доносились обрывки фраз. Он не мог разобрать всех слов, но понял: мама не хотела бы, чтобы он это слушал. Мальчик снова взглянул на улыбающееся лицо на фотографии и стал смотреть в небо, надеясь разглядеть маму среди облаков.
Сияющее в небе солнце играло своими лучами на сугробах и подсвечивало согнувшиеся под снежными шапками деревья. Мы с Ханной и Лили играли в прятки, как вдруг меня позвала Кейт:
– Тебя к телефону. Это Далтон.
Далтон и Хедди с грустными заплаканными лицами ждали нас на крыльце. Я распахнул дверцу, выскочил из «мерседеса», не дожидаясь Кейт, и бросился в дом. Обежав гостиную, кухню, второй этаж, отчаянно надеясь найти маму и не найдя ее, я спустился вниз, где уже собрались Далтон, Хедди и Кейт.
– Нет, Далтон, – взмолился я, опускаясь на диван. Мой голос срывался на крик. – Не говори, что ее нет!
Кейт присела рядом, обняла меня, положила голову мне на плечо.
– Она пригласила нас на завтрак, – тихо сказал Далтон. – Мы постучали, никто не ответил. У нас был запасной ключ, и мы открыли дверь. Ваша мама сидела в кресле возле елки. «Скорая помощь» приехала быстро, но…
Он замолчал. Далтон очень любил мою мать. Шагнув ко мне, он протянул мне листок бумаги.
– Это было у нее в руках.
Я сунул листок в карман.
Натан стоял у двери и наблюдал, как грузчики выкатывают из гостиной больничную кровать и поднимают в фургон, припаркованный возле дома. Встревоженный и испуганный, он следил за действиями грузчиков. Когда дверцы фургона захлопнулись, его сердце забилось сильнее. Машина отъехала, и Натан понял, что все кончено. Он захлопнул дверь, прижался к ней носом, и по его щекам покатились слезы.
Поплакав, Натан глубоко вздохнул и задумался. Бывало, сидя в классе или играя с друзьями, он старался представить, где находятся в этот момент его папа и мама. Какую машину чинит папа? Что делает мама – играет с Рейчел? Или печет печенье к его приходу из школы? А может, катит тележку по универсаму, покупая продукты? Раньше Натан часто рисовал в уме, чем занимается мама в течение дня, но больше ему не придется гадать. Теперь он точно знает, где она и что делает. Мама бегает, прыгает и играет – как тогда, когда в их доме еще не было больничной кровати. И каким-то необъяснимым образом это видение успокоило заплаканного мальчика, стоявшего у окна, и подарило ему надежду.
В тот же вечер мне позвонили из коронерской службы и сообщили, что моя мама умерла от аневризмы головного мозга. Голос в трубке объяснил, что она скончалась мгновенно, не испытывая боли. Я позвонил брату и сделал еще несколько звонков родственникам и друзьям, а затем пошел пожелать Ханне и Лили спокойной ночи.
Потом мы с Кейт сидели в гостиной, освещенной лишь огоньками елочных гирлянд.
– Думаю, надо похоронить ее в новом сиреневом блейзере, – сказал я, глядя на огни. – И в новой блузке. И с брошью.
Я прокашлялся, потому что голос мой срывался, и тихо продолжил:
– Она бы обязательно захотела надеть эту брошь и никогда не простила бы мне, если бы я похоронил ее без этого украшения.
Кейт откинулась на спинку дивана, размазывая слезы по щекам.
– И надо попросить Далтона сказать на похоронах несколько слов, – добавил я. – Они ведь так дружили.
– Кому, как не Далтону, – согласилась Кейт.
Я взглянул на часы.
– Хью вылетает в десять, значит, будет здесь где-то в половине шестого утра. Завтра придет пастор, обсудим с ним, как проводить службу.
Я уперся локтями в колени и потер усталые глаза. Кейт прильнула ко мне, взяла мою руку в свою и не выпускала ее, пока не уснула. Я прикрыл жену покрывалом и молча сидел в тишине, глядя на елку, как любила делать мама. Я вспомнил день, когда Ханна и Лили наряжали бабушкину елку, как их маленькие ручки ныряли в коробки с украшениями, выбирая самые красивые шары. Для мамы елка была не только украшением, но и напоминанием о времени, которое она провела со своими детьми и внуками. Я снова вытер набежавшую слезу и сказал сам себе, растирая виски:
– Как же тяжело потерять маму в Рождество.
Под утро я тоже начал клевать носом и решил сходить за пледом. Затем переложил Кейт поудобнее и стал выкладывать содержимое карманов на стол. И вдруг нащупал письмо, которое передал мне Далтон. За печальными хлопотами я совсем забыл о нем.
Повернув листок к ярко освещенной елке, я прочитал: «Дорогой Роберт, я знаю, что самое трудное для тебя еще впереди, но однажды ты поймешь, что все это было не напрасно…»
Читая незаконченное письмо, я не мог сдержать слез.
Глава восьмая