Рождественское благословение

Мы с Рейчел были совсем маленькими, когда я нашел на тумбочке у отцовской кровати мятый клочок бумаги, на котором были написаны от руки строки из Библии: «…Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас… намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду»[15]. Я не раз перечитал эти слова, но так ничего и не понял. Тогда я показал мятый клочок бумаги бабушке, она посмотрела на него и притихла.

– Положи на место, туда, где взял. Эти слова поддерживают твоего папу в горе.

Я направился в отцовскую спальню, но на полпути обернулся и сказал:

– Я не понимаю, что значат эти слова.

Бабушка взяла меня за руку и отвела в отцовскую спальню. Там она сама положила странный клочок бумаги на стопку книг, которые папа хранил на тумбочке рядом с постелью. Потом села на кровать и поставила меня перед собой.

– Твой отец положил этот листок рядом с собой как напоминание о том, что наша жизнь – нечто большее, чего мы разглядеть не в силах. Мы видим лишь то, что прямо перед нами.

Я еще раз прочел странные слова.

– Все равно не понимаю.

Бабушка обняла меня.

– Наверное, если бы у твоего папы не осталось надежды, ему было бы слишком тяжело жить дальше.

Я в замешательстве смотрел на нее.

– Он никогда не поймет, почему твоя мама оставила нас. Никто из нас никогда этого не поймет. Но она – знает.

Я посмотрел бабушке в глаза.

– Как только твоя мама ступила в рай, она увидела всю свою жизнь, как огромное полотно, и я точно знаю, что, увидев это, она принялась крутить колесо, стоять на голове и делать все, что вы с ней вытворяли у нас на заднем дворе.

Я снова прочел слова, написанные отцовской рукой.

– Как эти строчки помогают папе?

Бабушка вздохнула и усадила меня рядом.

– Если бы твой отец не верил в это, он сошел бы с ума.

Я посмотрел на листок бумаги.

– Мама была хорошей, правда?

– Самой лучшей на свете, Натан.

– Тогда почему она заболела и умерла?

Бабушка крепко сжала губы.

– Потому что она была человеком, – прошептала бабушка. – Другой причины нет.

Она встала и поманила меня за собой.

– Идем, покажи мне, как ты умеешь крутить колесо и стоять на голове.

Мы выбежали на задний двор, и бабушка восхищенно ахала, пока я вертелся на траве, ненадолго выбросив из головы мысли о маме.

Рейчел взяла еще один листок и рассмеялась. Письмо было написано цветными карандашами на бумажном пакете.

«Дарагая мамочка!

Натан мне болше не нравицца. Пришли мне, прошу, из рая новава братика. А если нет братика, то сабаку. Даже лушше.

Любю тибя.

Рейчел».

Я выхватил у сестры странное письмо и прочел.

– Когда ты это написала?

– В прошлом году! – расхохоталась Рейчел.

Праздники были в самом разгаре, врачи и медсестры уходили в отпуск, доверяя студентам все больше обязанностей. Мы принимали больше пациентов, чем обычно. Некоторые студенты даже вызывались украшать целые этажи больницы к Рождеству, чтобы отдохнуть. Сегодня и мне велели поучаствовать и указали «мой» этаж. Я был только рад ненадолго вырваться из неотложки. Как правило, я забывал о приближающемся Рождестве и перед самым праздником рыскал по магазинам в поисках подарков, однако в этом году все воспринималось иначе. Не помню, когда я в последний раз так ждал Рождества. Наверное, когда мама была еще жива.

Я открыл коробки с мишурой и гирляндами и помог Денизе и Клаудии украсить сестринский пост в детском отделении. Я даже повесил над столом витые лампочки-сосульки.

– Пусть висят хоть до июля, – заявила Дениза.

– А, так вы живете рядом со мной! На соседнем балконе новогодние украшения не снимают все лето! – воскликнул я, спрыгивая с лестницы.

В одной из коробок с украшениями нашлась маленькая елка, которую я поставил на стол, аккуратно расправив зеленые ветки. Сначала я хотел оставить ее на сестринском посту, но потом меня осенило. Порывшись в коробках, я нашел гирлянду из разноцветных маленьких лампочек и отправился к Хоуп.

– Тук-тук!

Хоуп помахала мне в ответ. Рядом с кроватью сидела ее мать.

– Кому рождественского настроения?

– Можно мне эту елочку? – попросила Хоуп.

– Можно, только укрась ее сама.

Я поставил деревце на столик и подкатил его к кровати. Мама Хоуп помогла малышке сесть и подмигнула мне. Девочка дотянулась до гирлянды и принялась рассматривать лампочки. Я ушел за другими игрушками.

– Любимчиков заводишь? – подколола меня Дениза.

Я оторвался от коробки с елочными украшениями и посмотрел на медсестру.

– А что, нельзя?

Дениза подала мне крошечного Санту.

– Да я и сама такая. Отдай малышке все, что ей понравится.

Когда я зашел к Хоуп после обеда, то не смог удержаться от смеха. Елочка на столе кренилась под весом украшений, с ламп и торшеров свисали красные ленты, кровать, дверь, окно и даже телевизор утопали в елочной мишуре. На тумбочке у кровати примостилась рождественская композиция с изображением Рождества Христова, а Санта гордо возвышался рядом с елочкой, покачивая бедрами под веселую песенку.

– Дениза весь день приносила новые украшения, – пожала плечами мать Хоуп.