Рождественское благословение

– Я не хочу, чтобы ты сидел и ждал, когда я умру, как твой отец ждал возле кровати твоей матери. Никто не должен переживать такое снова. – Она отвернулась и не позволила мне посмотреть ей в лицо. – Уходи, Натан. Пожалуйста.

Я нежно повернул ее голову и посмотрел Меган в глаза.

– О чем ты говоришь? Позволь мне решать, что делать и как поступать.

– Я не хочу, чтобы ты видел меня здесь. Не хочу! – Она всхлипнула.

В палату вбежал Джим и вопросительно посмотрел на нас.

– Папа, уведи Натана.

Джим взял меня за плечо, и я послушно вышел в коридор.

Спустя час я приехал в отцовский дом – меня не ждали. Бабушка уже легла спать. Отец сварил нам кофе и сел рядом со мной. Я так устал, что мечтал уронить голову на стол и проспать всю ночь на кухне.

Я избегал встречаться с отцом взглядом, чтобы не выдать своих чувств. Покручивая кружку, я смотрел, как черный кофе с одной стороны поднимается к ободку чашки, а с другой опускается.

– Как Меган? – спросил отец.

– Не очень. Слабеет с каждым днем.

Я замолчал.

Отец не забрасывал меня вопросами и «пузырями надежды», как называла их бабушка, и не обещал невозможного. Таких «пузырей» мы наслушались, когда заболела мама. «Мэгги скоро поправится», – говорили отцу. «Все будет хорошо, Натан!» – уверяли меня. Отец многое повидал в жизни и отлично понимал, что Меган может и не поправиться.

– Как ты? – спросил он.

Я укусил себя изнутри за щеку и опустил голову, сдерживая слезы. Я не хотел показывать, как мне плохо.

– Меган сказала, что больше не хочет меня видеть, – тихо произнес я. – Она не хочет, чтобы я снова пережил смерть близкого человека.

– А что думаешь ты? – спросил отец.

Я по-прежнему не поднимал головы.

– Я выдержу, – прошептал я.

– Значит, ты сам знаешь, где тебе следует быть.

– Папа, – начал я, – как ты думаешь, можно ли влюбиться в того, с кем знаком всего два месяца?

– Я полюбил твою мать с первого взгляда, – ответил он. – Два месяца – долгий срок.

– Я все время думаю: почему я с ней встретился? – Я обхватил чашку ладонями. – Почему?

– Потому что это судьба, – ответил отец.

При этих словах я дернулся, как от удара. Неужели я встретил Меган только для того, чтобы полюбить ее перед смертью? Мои плечи задрожали, по лицу покатились слезы, но я не издал ни звука. Отец обнял меня, и я, всхлипнув, уткнулся ему в грудь.

– Люби ее, пока можешь, – прошептал мне на ухо отец. – Люби, сколько сможешь.

Я вернулся в квартиру и достал из коробки мамины письма, отыскивая одно – особенное.

«Дорогой Натан!

Однажды, пройдут, быть может, месяцы или даже годы, ты посмотришь на женщин (коллег по работе, знакомых) и удивишься, почему я не дожила до их лет. Ты пожелаешь, чтобы я познакомилась с твоей невестой, поправила тебе галстук в день свадьбы, обняла твоих детей… Не мучай себя, иди вперед. Думай о счастье, которое приносит тебе каждый новый день, и помни, что я была счастлива. Даже если бы мне было отпущено еще пять, десять или сорок лет, я вряд ли стала бы счастливее, чем за тридцать четыре прожитых года. Неважно, как долго ты живешь, важно – как ты живешь и кого любишь. А я любила тебя. Больше, чем можно вообразить».

По моим щекам потекли слезы. Я уже давно понял, что никогда не смогу читать мамины письма спокойно, с улыбкой. Еще она написала вот что:

«Боль, которую ты чувствуешь сейчас, Натан, научит тебя заботиться о других, научит тебя любить в самые трудные времена. Знай – любовь побеждает все. Помнишь, как в прошлом году мы смотрели с холма на долину? Даже если в долине тебе придется испытать боль и страдания, в конце пути тебя ждет любовь. Дорога будет трудной, но Бог не оставит тебя. Так будет, я знаю».

Я вложил письмо в конверт и взял ключи от машины.

В отделении интенсивной терапии стояла тишина. Меган спала. В приемном покое дремал Джим. Заметив меня, он открыл глаза. Я сел с ним рядом.

– Пусть она говорит, что хочет. Я никуда не уйду, – заявил я.

Джим похлопал меня по плечу. Мы сидели молча всю ночь и задремали лишь под утро.