А Дмитрий сделал ещё один глоток чая, получая ещё одну порцию наслаждения, после чего поставил кружку на пол. Затем, он стянул с себя плед, и в эту же минуту ему стало жутко холодно, словно он сейчас находится не в тёплом доме, а на улице. Дмитрий снова накрыл себя пледом, (на нём не было одежды, так как его одежда с него сняла Октавия, чтобы она высохла, оставив на Дмитрие одни лишь трусы), и ему стало тепло, буквально моментально. И вместе с этим, тот, другой голос снова начал кричать на него, требуя, чтобы он встал с кровати, нашёл свою одежду, а затем покинул этот дом как можно скорее.
И повинуясь ему, потому что этот голос буквально приказывал ему выполнять его команды, словно солдат, когда им командует генерал, Дмитрий снова стянул с себя тёплый и уютный плед, который согревал его и приносил настоящий комфорт, спокойствие, наслаждение и уют. Дмитрий словно окунулся в ледяную воду; по его телу пробежали мурашки, но повинуясь голосу, который взял спасения Дмитрия от этого дома в свои руки, он терпел, борясь с искушением снова залезть под этот плед, и растворится в его тёплых. Блаженных объятиях. В один момент, Дмитрий принял этот голос за свой, за внутренний голос, который обо всём догадался и пытался спасти организм от гибели, которой даже и не было на горизонте.
Не прошло и доли секунды, как Дмитрий поставил свои ноги на паркет дома и моментально отдернул их от него, потому что паркет был настолько холодным, что в буквальном смысле обжёг ему ступни, словно он босиком встал на лёд. Голос в его голове начал кричать и Дмитрий его послушал. Он снова поставил ноги на паркет и встал с кровати. Дальше, обжигая свои ступни холодом, словно настоящим огнём, Дмитрий пошёл к дверному проёму, превозмогая боль, которая начала отдаваться от ступней в головной мозг, он пошёл к дверному проёму в одних трусах. Вдруг, он просто остановился без видимой причине и на миг оглянулся назад, оглянулся на мягкую, приятную, тёплую кровать, в которой ему было так хорошо, оглянулся на кружку с чаем, стоявшей на паркете, из которой поднимался пар, который искушал его вернуться, взять эту кружку и сделать ещё одни глоток, чтобы согреться. И Дмитрий был готов так и сделать, но голос ему не позволял. Он кричал на него, чтобы он шёл дальше и не смел оборачиваться назад, потому что любое движение назад — это проигрыш в этой игре, в которою он играет. Этот голос, безусловно, был внутреннем голосом Дмитрия — и не чем больше.
Преодолев дверной проём, Дмитрий оказался перед двумя коридорами, один из которых вёл на кухню, а второй в гостиную. Дмитрий пошёл по второму коридору и его взгляд сразу упал на камин, возле которого сохли его вещи. На вид вещи были абсолютно сухими. Он поспешил к ним и когда добежал, то схватил первое, что попалось ему под руку, начал торопливо одевать; это была его чёрная водолазка. Но едва он коснулся её, то понял, что она была мокрой настолько, что с неё капала вода. Внутренний голос Дмитрия приказывал ему надеть её, и он исполнил эту команду, даже не сопротивляясь и не думая о том, чтобы проигнорировать данный приказ. Сейчас, Дмитрий был больше всего похож на робота, запрограммированного на безоговорочное выполнения команд.
И когда он одевал свою чёрную водолазку, то услышал голос Октавии сзади себя.
— Вы уже уходите? — проговорила она печальным голосом, в котором не осталось радости, а была только печаль. — В такую вьюгу?
— Да, — ответил Дмитрий, не оборачиваясь на неё. Он приступил к штанам, которые, как и водолазка — били мокрыми. — Извините, но мне действительно пора.
Дмитрий говорил не своим голос. Скорей в данную минуты за него говорил его внутренний голос, который мог сопротивляться искушению этого дома, в отличие от самого Дмитрия. Великий и неподражаемый ПольДиман был бессилен против искушения, демонстрированное этим домом.
Он уже одел штаны и носки, и когда он обернулся назад, то увидел страшную картину, из-за которой его сердце стало биться медленнее, а уровень адреналина в крови повышаться с бешеной скоростью. Он увидел Октавию, которая стояла в дверном проёме и держала в руках топор с длинным топорищем. Лезвие топора блестело настолько, что казалось, в нём можно было увидеть своё отражение как в настоящем зеркале. Лицо Октавии в эту минуты приобрело пугающие до мозга костей черты: она улыбалось страшной улыбкой, словно какой-то маньяк-психопат, перед тем, как лишить жизни свою очередную жертву, при этом сделать это самым ужасным, болезненным способом, чтобы насладится её мучениями; её старые белые зубы оголились, и казалось, они были словно округлыми, как у любого животного, а значит и острые, а что касается её глаз, то они приобрели красный оттенок.