Рождество

— Тихо! — рыкнул на него Отец Водоль. И на этот раз не магия, но страх запечатал мальчику рот. Николас никогда ещё не чувствовал себя таким одиноким.

Превращённая в тюрьму башня оказалась жутким местом. Правда, не совсем. Со времён, когда башня именовалась Гостеприимной, на каменных стенах сохранились таблички вроде «Добро пожаловать», «Чужаки — это незнакомые друзья» и «Обними человека».

Стражник в синей тунике заметил, что Николас читает надписи на стенах.

— Во времена Матушки Плющ я бы испёк тебе имбирный пряник и станцевал свистопляску, а теперь, если прикажут, я покрошу тебя на мелкие кусочки. Каждую ночь я засыпаю в слезах, и душа моя как будто мертва. Но обществу перемены идут на пользу, — с тоскливым вздохом закончил эльф. Кажется, он и сам не верил в свои слова.

— Думаю, раньше мне бы у вас понравилось, — осторожно сказал Николас.

— Прошлое было ошибкой. Мы только и знали, что танцевать, веселиться и дружить. В нашем обществе не было места страху и неприязни к незнакомцам, а ведь все знают, что без этого никак. Отец Водоль показал нам, как глубоко мы заблуждались.

После долгого подъёма по винтовой лестнице Николаса бросили в камеру под самой крышей. К несчастью, башню построили из камня, а не из дерева, и в камере без окон царил промозглый холод. Стены покрывала копоть, а слабый огонёк единственного факела едва рассеивал мрак. Под одеялом на крохотной кровати похрапывал кто-то огромадный — Николас толком не разглядел, кто. Краем глаза мальчик заметил посреди потолка маленькую чёрную дыру. Когда стражники захлопнули дверь, Николас испуганно вздрогнул, а по башне прокатилось долгое эхо.

— Эй! Выпустите меня! Я ничего плохого не сделал! — закричал он.

— Ш-ш-ш! — зашипел кто-то, заставив Николаса подскочить.

Он обернулся и разглядел в колеблющемся сумраке девчушку в жёлтых одеждах и с невинной улыбкой на лице. Росту в ней было не больше метра, острые уши задорно торчали из-под длинных волос, а ангельская мордашка была чиста и нежна, как первая снежинка, хотя на щеках виднелись пятна сажи.

— Ты эльф? — прошептал он, тотчас же в этом усомнившись.

— Нет. Я пикси. Пикси Правды. Но прошу тебя, тише, а то разбудишь Себастиана.

— Кто такой Себастиан?

— Тролль, — ответила пикси, указывая бледным пальцем на великана, который почёсывал спину на узкой кровати.

Николас подумал, что Себастиан — странное имя для тролля, но вслух решил ничего не говорить. Ему и без того забот хватало. Неужели он до конца своих дней просидит в этой проклятой сырой камере?

— Когда нас выпустят? — спросил он пикси.

— Никогда, — ответила Пикси Правды.

— Ты врёшь!

— Я не могу врать, я же Пикси Правды и говорю только правду. Из-за чего вечно попадаю в неприятности. Ну, из-за этого — и из-за того, что взрываю головы.

Она быстро прикрыла рот ладошкой, смущённая тем, что сейчас сказала.

Николас внимательно посмотрел на пикси. Более безвредное существо сложно было представить.

— Что значит — взрываешь головы?

Пикси замотала головой, не желая отвечать, но рука её против воли вытянула из кармана золотой листик.

— Разрыв-трава.

— Разрыв-трава?

— Да. Я подложила её эльфам в суп, и у них повзрывались головы. Зрелище было потрясающее, за такое не жалко и в тюрьму угодить. Последний листик я берегу для особого случая. Мне нравится смотреть, как взрываются головы. Ничего не могу с собой поделать!

Николас почувствовал, как по коже забегали мурашки. Если уж очаровательная пикси оказалась убийцей, надеяться ему не на что.

— А ты бы хотела посмотреть, как взорвётся моя голова? — спросил Николас, страшась услышать ответ.

Пикси Правды изо всех сил попыталась соврать.

— Нееееее… Да! Очень бы хотела! Прости, — виновато пробормотала она.

Николас мысленно поклялся не спать в её присутствии: вдруг пикси взбредёт в голову скормить ему разрыв-траву во сне? Вот только не спать, кажется, придётся целую вечность — вряд ли эльфы выпустят его раньше.

Тролль заворочался на своём узком ложе и открыл глаза.

— Ты есть кто? — спросил он и, с неожиданной для такой туши прытью, подскочил к мальчику. В следующий миг грубая лапища тролля схватила Николаса за горло.

— Я… Я… Николас, — прохрипел он, силясь глотнуть воздуха. — Мальчик. Человек.

— Че-ло-век? Что есть че-ло-век?

Николас попытался объяснить, но перед глазами плясали черные мушки, и вместо ответа изо рта вырвался лишь сдавленный писк.

— Люди живут за горой, — вмешалась Пикси Правды. — Они приходят с юга и очень, очень опасны. Так что сжимай ему шею, пока у него голова не отскочит.

Николас покосился на Пикси Правды, и та мило улыбнулась:

— Прости. Это выше моих сил!

Тролль уже хотел и в самом деле оторвать Николасу голову, но вдруг отбросил эту идею.

— Сейчас есть Рождество, — сказал он сам себе. — Убивать на Рождество есть плохо.

— Сегодня двадцать третье декабря, — опять встряла пикси. — Если хочешь его убить, у тебя ещё есть время.

— Сегодня есть Рождество у троллей. У нас наступать раньше. Нельзя убивать на Рождество.

И Себастиан отпустил Николаса.

— Глупость какая, — вздохнула Пикси Правды. — Рождество двадцать пятого декабря.