Ужас пробрал его до костей. Он словно падал в пропасть, хотя стоял на месте, и каменный пол под его ногами даже не думал дрожать. Николас стянул с головы отцовский колпак и уставился на него. Мысль о том, что его хочет убить тролль — или что он до конца своих дней может просидеть в эльфийской тюрьме, — была далеко не такой страшной, как мысль о том, что отец участвовал в похищении Малыша Кипа. Николас не хотел произносить это вслух, но теперь он знал, что случилось, — и хотел исправить содеянное отцом.
Он хотел
Николас запрокинул голову и посмотрел на крошечную дыру в потолке.
— Пикси Правды, зачем нужна эта дырка?
— Понимаешь, прежде эта башня не была тюрьмой. При Матушке Плющ её называли Гостеприимной.
— Знаю. Отец Водоль мне рассказал.
— Эльфы всегда были народом радушным. В башне сидели приветливые эльфы, готовые напоить сливовым вином любого, кто посетит их деревню. Никто, правда, сюда не заглядывал, но они оставались верны традициям. В этой комнате находился очаг. Эльфы разжигали огонь, чтобы дым был виден на мили окрест, и те, кто верит в эльфов, пикси и волшебство, могли найти сюда дорогу.
— Мне нравится дым, — задумчиво пробасил Себастиан.
— И отверстие в потолке, — сказала Пикси Правды, — это на самом деле…
— Дымоход? — закончил за неё Николас.
— Именно.
Николас снова уставился на тёмную дыру. Если он вытянет руку и подпрыгнет, то, скорее всего, до неё достанет. Но убежать таким путём не получится. Отверстие было слишком узким. Даже Пикси Правды не смогла бы в него протиснуться.
Но что там говорил Отец Топо?
— Невозможность — это всего лишь возможность, которую ты ещё не увидел, — повторил Николас вслух.
— И то правда! — откликнулась пикси.
Глава 19
Себастиан снова завалился на койку и захрапел. Храп его напоминал рычание мотоцикла, но мотоциклы к тому времени ещё не изобрели, так что сравнивать Николасу было не с чем. Пикси Правды вскоре тоже задремала. Поскольку единственную кровать в камере занял тролль, пикси пришлось свернуться калачиком на полу. Во сне она крепко сжимала в кулачке листок разрыв-травы. Николас тоже был не прочь прикорнуть — ни разу в жизни он не чувствовал себя таким усталым. Даже в канун Рождества, когда никак не мог уснуть от радостного предвкушения. Мальчик знал, что должен отдохнуть, но по-прежнему не доверял Пикси Правды. Поэтому он сел, привалившись спиной к холодной закопчённой стене, и уставился на дымоход. Между всхрапываниями Себастиана он слышал, как за толстой деревянной дверью приглушённо переговариваются стражники.
Ему обязательно нужно отсюда выбраться. И не только потому, что пикси и тролль не скрывали намерений его прикончить. Нет. Он должен сбежать и найти отца. Николас почему-то не сомневался, что отец до сих пор жив и, скорее всего, вместе с теми, кто похитил Малыша Кипа. Должно быть, произошло недоразумение. Его отец — хороший человек.
И Николас обязательно его найдёт.
И вернёт Малыша Кипа в деревню.
Он всё исправит. Только вот как?
Николас вспомнил день, когда погибла мама. Как она убегала от бурого медведя и забралась в колодец, чтобы спастись. Как схватилась за колодезную цепь — и не удержалась. До Николаса, который успел укрыться в их ветхом домишке, долетел лишь её отчаянный крик.
В тот день — и в дни, которые последовали за ним (а их набралось ни много ни мало одна тысяча девяносто восемь), — Николас искренне верил, что дальше будет только хуже. Что он обречён просыпаться в слезах до конца своей жизни, виня себя за то, что бросил маму, пусть он и думал, что она бежит за ним.
Каждую ночь Николас молился, чтобы она вернулась.
А Джоэл продолжал твердить, как мальчик похож на свою мать. Но Николас не был таким румяным, поэтому иногда натирал щёки клюквой и гляделся в озеро. И тогда ему чудилось, что там, в мутной воде, не его отражение, но мама смотрит на него будто из сна.
— Знаешь, папа, — сказал он однажды, наблюдая, как отец рубит дерево, — слёз, которые я наплакал, хватило бы, чтобы наполнить этот колодец.
— Мама бы очень огорчилась, что ты плачешь. Она бы хотела, чтобы ты был счастливым. И весёлым. Она была самым счастливым человеком, кого мне доводилось встречать.
На следующее утро Николас проснулся — и не заплакал. Он решил, что не проронит больше ни слезинки. И ставший уже привычным кошмар о том, как мама падает, падает, падает в колодец, почему-то перестал его мучить. Тогда Николас понял, что в мире может случиться всякое, даже самое страшное и ужасное, но жизнь будет идти своим чередом. И мальчик пообещал себе, что когда вырастет, постарается быть похожим на мать. Он станет таким же ярким, добрым и полным счастья.
И тогда она навсегда останется с ним.
Окон в камере не было.