– Скорее, мельницы дьявола, – хмуро заметил Сагден. – В Симеоне Ли не было ничего от святого. Такой легко бы продал дьяволу душу и никогда бы не пожалел об этом. А еще он был горд – горд, как Люцифер.
– Горд, как Люцифер, говорите? – переспросил Пуаро. – Это, знаете ли, наводит на размышления…
– Вы хотите сказать, что, по-вашему, его убили из-за его гордыни? – озадаченно спросил суперинтендант.
– Я хотел сказать, – возразил Пуаро, – что есть такая вещь, как наследственные черты. Симеон Ли передал гордость своим сыновьям…
Он не договорил. Из дома вышла Хильда Ли и остановилась, глядя на террасу.
Глава 3
– Я искала вас, мсье Пуаро.
Суперинтендант Сагден извинился и зашагал назад в дом.
– Я не знала, что он с вами, – сказала Хильда, глядя ему вслед. – Мне казалось, он сейчас у Пилар. Такой милый человек, такой деликатный…
Голос у нее был на редкость приятный – низкий и бархатистый.
– Вы говорите, что хотели видеть меня? – уточнил Пуаро.
– Да. Мне кажется, вы можете мне помочь, – ответила Хильда.
– Буду только рад, мадам.
– Вы на редкость проницательны, мистер Пуаро. Я поняла это вчера вечером. Есть вещи, которые вы – я в этом уверена – выясните легко. Я хочу, чтобы вы поняли моего мужа, – произнесла она.
– Что именно, мадам?
– Я не хотела говорить об этом с суперинтендантом Сагденом. Он бы меня не понял. В отличие от вас.
– Я польщен, мадам, – ответил Пуаро с легким поклоном.
– Мой муж, – продолжала тем временем Хильда, – на протяжении многих лет, с тех самых пор, как я вышла за него замуж, был, как я выражаюсь, душевно искалечен.
– А!
– Когда человек получает физическую травму, он испытывает шок и боль, но рана со временем затягивается, кости срастаются, боль ослабевает. Да, какое-то время человек ощущает слабость, остается шрам, но этим, как правило, и ограничивается. Мой супруг, мистер Пуаро, перенес сильнейшую душевную травму, причем в самом ранимом возрасте. Он обожал мать и видел, как она умерла. Он был убежден, что моральная ответственность за ее смерть целиком и полностью лежит на его отце. Он так и не оправился от этого. Его обида на отца никуда не делась. Приехать сюда на Рождество и помириться с отцом его убедила я. Мне хотелось этого ради него самого: чтобы его душевная рана, наконец, затянулась. Теперь мне понятно, что приезд сюда был ошибкой. Симеон Ли забавлялся тем, что бередил эту старую рану. Думаю, с его стороны это было весьма опасно…
– Вы хотите сказать, мадам, – перебил ее Пуаро, – что ваш муж убил своего отца?
– Я говорю лишь то, мистер Пуаро, что он легко мог это сделать. А еще я скажу вам следующее – он этого не делал! Когда Симеон Ли был убит, его сын играл «Похоронный марш». Желание убить жило в его сердце, но оно рвалось наружу через его пальцы и умирало в звуках музыки, и это правда.
– Скажите, мадам, каков ваш вердикт относительно той старой драмы? – спросил Пуаро, немного помолчав.
– Вы имеете в виду смерть супруги Симеона Ли?
– Да.
– Я неплохо знаю жизнь и давно сделала вывод, что нельзя выносить суждения на основании лишь первого впечатления. На первый взгляд, Симеон Ли виноват – он недостойно себя вел, жестоко обращался с женой. В то же время я искренне полагаю, что существует некая кротость, некая склонность к мученичеству, которая пробуждает у определенного типа мужчин их худшие инстинкты. Думаю, ему больше подошла бы женщина с характером, наделенная силой духа, Симеон Ли восхищался бы такой. Но долготерпение миссис Ли, ее постоянные слезы раздражали его, – медленно сказала Хильда.
– Понятно, – кивнул Пуаро.
– Что вам понятно? – резко спросила она.
– То, что вам пришлось заменить вашему мужу мать, в то время как вы сами предпочли бы быть его женой, – ответил он.
Хильда Ли отвернулась.
– Ваш муж сказал вчера вечером: «Моя мать никогда не жаловалась». Это так?
– Нет, конечно! – раздраженно воскликнула Хильда. – Она только и делала, что жаловалась Дэвиду. Все свои страдания она взвалила на его плечи. Он же был слишком молод, если не сказать юн, чтобы нести это бремя!
Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Почувствовав на себе его взгляд, Хильда вспыхнула и закусила губу.
В этот момент из дома вышел Дэвид Ли и направился в их сторону.
– Хильда, какой прекрасный день! Скорее похоже на весну, чем на зиму, – с неподдельной радостью произнес он.
Затем с гордо поднятой головой подошел ближе. Он выглядел по-мальчишески юным: голубые глаза сияли, белокурый локон упал на лоб. Дэвид в буквальном смысле светился беззаботностью юности. У Пуаро перехватило дыхание.
– Хильда, как ты смотришь на то, чтобы нам прогуляться до озера? – предложил мистер Ли.
Пуаро проводил их взглядом. В какой-то момент Хильда обернулась и посмотрела в его сторону. Ему показалось, что в ее глазах промелькнула тревога или даже – кто знает? – страх.
Сыщик медленно направился в другой конец террасы.
– Я всегда говорю, – пробормотал он, – что я этакий отец-исповедник. А так как женщины исповедуются чаще мужчин, то сегодня утром ко мне приходили исключительно женщины. Интересно, придет ли вскоре еще одна или нет?