Взлет пузатого жука на дорожке дальней садаИ посадка за горой на мыске во рву,Кипяченая река, слезы, гордость и досада,Вяло падает рука в падшую траву.Светит месяц молодой, заворачивая за́ день,Заливные кружева, легкий полумрак,Купол неба золотой, платиновый светит складень,Утра скользкая трава, неподдельный страх.Ускользают меж стволов, зорко крылышки мелькают,Слы́шны песни мотыльков, чистящих гнездо,У самих Пяти Углов из бутылки извлекают,Ходят плавно меж столов в шляпах и пальто.С ночи пышные стога, млеет изморозь на стеклах,У жука торчат рога тенью на стене,Как легка твоя нога, умножаясь трижды в окнах,И слегка дрожит рука тенью на стекле.
* * *
Tom J. LewisКевин не знал, отчего умирают колибри,Кевин не знал, отчего так невинна жена,Кевин не знал про щемящую школу на Тибре,Кевин не знал, пригодится ли Богу она.Кевин не вплел в ту косичку фигурную нитку,Он не умел из бибопа усвоить изъян,Не понимал, как влияет гордыня на пипкуЧто у людей, что у самых тупых обезьян.Близится ночь, только Кевин – ни слова! – о БьянкеИ почему у Ансельма от сыра не вспухла щека,Он проиграет внезапно свой ножик на ранчо по пьянке,Но безусловноПоутруКак и преждеНапоит бычка.
* * *
Толе ЗаславскомуМайлз Дэвис гонял на «феррари»,Находясь в двух шагах от судьбы,И шарахались белые твариОт него и его же трубы.Они Фрэнсис его обожали,Они б сами ее подержалиНа руках, на ушах, на груди,Разве что, разве что… в самом деле,То, чего они страстно хотели,Было им не совсем по пути.Майлз Дэвис гонял свои темы,Он менял, не меняя, системы,Он любил до безумья жену,Он страшился дожать свою глотку,Он стремился бежать за решетку,Провоцируя тишину.Тучи шли то высоко, то низко,Майлз гулял по бульварам во Фриско,Нажимая рукой на педаль,Становясь то развязней, то строже,То бесплатно, то явно дороже,Но при чем тут, пардон, Луи Маль?Он спустился однажды на Землю,Он пропел нам, смущаясь: «Я внемлю»,Он мизинцем провел по щеке,Он спросил:"Это кто тут собрался?»,Он то влево, то вправо шатался,Уплывая по темной реке.