Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

Противуположность, которою уже Жуковский так счастливо воспользовался в своем «Громобое», противуположность цветущей, прелестной Природы и растерзанного сердца человеческого употреблена с большим искусством. В «Прогулке» г-жи Буниной: стихи то мрачные и ужасные, то трогательные, живописные и задумчивые переменяются в сем прелестном произведении, стесняют душу, исполняют ее жалости и содрогания и противу воли извлекают слезы[544].

Противопоставление картин природы и эмоционального состояния героя прочно входит в арсенал романтиков, таким образом Кюхельбекер подчеркивает связь с романтическим течением[545].

Критические замечания о стихах Буниной распространяются у Кюхельбекера исключительно на область словоупотребления. Его суждения основываются, как можно видеть, на принципах «гармонической точности», выработанных карамзинистами: в строке «Ад в душе моей гнездится; Этна ссохшу грудь палит» он отмечает ошибочную форму причастия — «иссохшая, а не ссохшая грудь»; в строках «Капли нет одной // Тощи оросить уста!» для него неприемлема коллокация «тощие уста»[546]. Однако мелочная нормативная критика не препятствует общей высокой оценке:

Если бы все стихотворения Анны Петровны Буниной в достоинстве равнялись с приведенным здесь, она, без сомнения, занимала бы одно из первых мест между русскими истинными поэтами, хотя и в «Прогулке» много необделанного, шероховатого…[547]

В том же ключе он разбирает стихи Катенина, что позволяет говорить об отсутствии у Кюхельбекера снисходительного отношения к женской поэзии, в общем характерного для современной критики. В разбираемой статье Кюхельбекер вообще довольно последовательно оценивает стиль и «слог», что объясняется его тогдашней литературной позицией. Рафинированная отделка, стройность слога и изящное стихосложение сделались мерой поэтического мастерства благодаря практике школы Жуковского и Батюшкова. Кюхельбекер применяет эти критерии к Катенину и Воейкову:

Г. Катенин, к сожалению, соединил все три рода возможных стихосложений; не от того ли произошла шаткость и пестрота его слога?[548];

Слог г. Воейкова вообще чрезвычайно неровен: иногда превосходен по силе и смелости выражений, оборотов, иногда ниже посредственного по прозаизмам, впрочем, нередко неизбежным в дидактическом роде, по грубости и шероховатости звуков и небрежного стихосложения[549], —

обращая внимание на «необделанность» и «шероховатость», на те недостатки, которые через пять лет будут видеться ему достоинствами: ср. отмеченные им в 1824 г. «…недостатк<и>, иногда неразлучны<е> с красотами, одному Державину, одному Петрову свойственными!»

Однако уже в 1820 году, разбирая «Майскую прогулку», Кюхельбекер предположил, что «шероховатость» может быть намеренной, то есть являться приемом, которым автор передает сбивчивость, вызванную волнением, даже смятением:

…сии повторения имели, может быть, целию живее представить состояние больной, которая беспрестанно вспоминает свое ужасное состояние и естественным образом говорит о нем в одних и тех же выражениях[550].

Действительно, бунинское слово не «упорядоченное» и не «легкое». Аллитерации, затрудняющие произнесение стиха, вносящие дисгармонические ноты, например в таком фрагменте:

аД в Душе моей гнезДиТСя
эТна / ССоХШу ГруДь палит —
ВоДы! Хлыньте ДРужно с моРя!
ВзДуйтесь, синие бугРы!
ЗыБь! на ЗыБи наляГая,
ЗаХЛеСТни отважный чеЛН! —