Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

Проблема женского сочинительства была поднята в анонимной полемической (переводной) рецензии на «Краткую историю славнейших французских женщин» «неутомимой» Жанлис (1811. Ч. 59. № 17. С. 37–54). Издатель сопроводил публикацию предисловием, где сообщал, что новое произведение «посеяло ужасный раздор между сочинительницей и критиками», и что она «дала отпор журналистам». О том, что Жанлис желала «вступить в ручной бой», говорит уже и сам автор рецензии, он замечает, что хотя «все это показывает высокия качества душевныя; однако ж они более приличны мужчине, чем женщине»[198]. Рецензент не согласен с утверждением Жанлис, что «женщины превзошли мужчин во многих частях словесности»[199], он упоминает «Кларису», «Тома Джонса» и «Новую Элоизу» — созданные мужчинами шедевры, которые еще никому не удалось превзойти, а дальше предсказуемо задается вопросом:

Упражнение в науках и словесности есть ли необходимая принадлежность женщины? Власть ее не ограничивается ли кругом домашнего хозяйства и семейственных обязанностей? <…> Ученая женщина захочет ли заниматься мелочами домашнего хозяйства? Имея мужа, не столь как сама, просвещенного, не вздумает ли иногда нарушить закон, предписывающий ей почтение и покорность?[200]

Вновь на первый план выходит проблема «уместности» женских занятий литературой и вопрос о том, как они скажутся на семейной жизни писательницы и ее отношениях с мужем, из которых могут исчезнуть «почтение и покорность».

Таким образом, можно сделать следующие выводы об эволюции представлений о женском литературном творчестве на страницах сентименталистской периодики. Н. М. Карамзин был одним из первых, кто проблематизировал женское присутствие в литературе. На страницах «Вестника Европы» он никогда не говорит об этом прямо, но создает образ идеальной реципиентки новой культуры: чувствительной образованной женщины, говорящей по-русски, с умом «не блестящим, но тонким», не стремящейся к писательской славе, но при этом упражняющейся в сочинительстве на досуге. П. И. Макаров развивал идеи, предложенные Карамзиным, на страницах «Московского Меркурия», уже прямо приглашая женщин к участию в издании, однако за год существования журнала к нему не присоединилась ни одна сотрудница, в отличие от журнала «Аглая», издатель которой на уровне рефлексии был весьма сдержан, зато в его издании женщины все-таки участвовали.

В начале 1810‐х годов риторика несколько меняется. Если раньше издатели однозначно видели в женском просвещении и литературных занятиях пользу (пусть и ограниченную), то теперь из публикации в публикацию кочевал вопрос о том, не слишком ли они развивают тщеславие и не отвлекают ли женщину от ее обязанностей. На первый план выходит этическая составляющая: не испортит ли занятия литературой характер «любезных сочинительниц», а если да, к каким последствиям это может привести общество (разрушение института семьи, поскольку женщина непременно пожелает возвыситься над мужчиной). Занятия литературой для женщин допускались лишь в одном случае — если она имела педагогический характер. Недаром единственной писательницей, более или менее постоянно удостаивавшейся положительных отзывов и постоянной публикации, была Жанлис. Однако ее «Краткая история славнейших французских женщин» была воспринята куда менее благосклонно, ведь «упражнение в науках и словесности есть ли необходимая принадлежность женщины?» Отдельного порицания заслуживало неженственное поведение, поскольку существовали правила, которые «более приличны мужчине, чем женщине». Однако в целом литературная периодика, даже если ее издатели не всегда желали этого, способствовала вовлечению женщин в литературу. Публикуя статьи апологетического характера, издатели побуждали светских дам браться за перо или уж во всяком случае быть более активными читательницами. Публикуя полемические материалы, они вовлекали женщин в эту полемику, тем самым способствуя рефлексии (потенциальных) писательниц.

В дальнейшем, с ростом профессионализации литературы, риторика будет становиться еще более жесткой, направленной на вытеснение женщин из литературного процесса. Этот процесс был сопряжен с зарождением и укреплением эстетики романтизма, возрождавшего «идею неравенства полов, которое строилось по моделям рыцарской средневековой литературы. Женщине, возвышенной до идеала, отводилась область высоких и тонких чувств. Мужчина же должен был быть ее защитником-служителем»[201]. Впрочем, консервативные идеи не полностью определяли эволюцию взглядов на женское сочинительство, число писательниц в России постепенно увеличивалось.