Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

Просвещение основано и распространяется на «природном своем языке», то есть родном языке того или иного народа. Именно язык через поэзию помогает сохранить в народной памяти подвиги героев и величие царей и всего народа. Чтобы подкрепить свой тезис о языке как хранилище исторической памяти, Шишков разбирает стихотворения Державина, посвященные Екатерине, после чего переходит к восхвалению русского языка. В этой части Шишков стремится доказать, что русский язык богат выразительными средствами, какой бы жанр ни выбрал автор:

Он <язык. — М. Н.> способен ко всему. <…> Надобно ли глубокую философическую мысль <…> представить не пышными, не величавыми, но простыми <…> стихами. <…> Надобно ли в краткой басенке уколоть крючкотворство приказных людей <…> Язык наш так обширен и богат, что чем долее кто упражняется в оном, тем больше открывает в нем новых сокровищ[218].

В «Речи…» Шишков утверждает, что словесность может процветать, только когда «все вообще любят свой язык, говорят им, читают на нем книги; тогда только рождается в писателях ревность посвящать жизнь свою трудам и учению»[219]. Особую роль в «возбуждении рвения» к писательству Шишков отводит читательницам:

Особливо же рвение сие возбуждается в нем <писателе. — М. Н.>, когда он еще при жизни своей слышит, что облеченные им в красоту слога превосходные мысли повторяются нежнейшими устами прекраснейшего пола. Какая превеликая происходит из сего польза для словесности! Женщины, сия прелестная половина рода человеческого, сия душа бесед, сии любезные учительницы, внушающие в нас язык ласки и вежливости, язык чувств и страсти, женщины, говорю, суть те высокие вдохновения, которые воспламеняют дух наш к пению. <…> Трудолюбивые умы вымышляют, пишут, составляют выражения, определяют слова: женщины, читая их, научаются чистоте и правильности языка; но сей язык, проходя чрез уста их, становится яснее, глаже, приятнее, слаще. Таким образом возрастает словесность, гремит стихотворная труба, и раздаются сладкие звуки свирелей[220].

Если в «Рассуждении…» 1803 года Шишков писал, что женщины могут говорить так, как хотят, потому что они не занимаются сочинительством, то в «Речи…» 1811 года он обращается к категории читательниц, видимо переосмысляя тезисы Карамзина. Как заметил Ю. Н. Тынянов, «„Читательница“ была оправданием и призмой особой системы эстетизированного, „приятного“ литературного языка»[221], — однако автор «Речи…» скорее утверждает универсальность карамзинской модели (женщины читают новую, «правильную» литературу, осваивают ее язык, используют его в повседневной речи, совершенствуя и тем самым влияя на судьбу словесности). У Шишкова на первый план выходит понятие пользы. Е. Э. Лямина указывала, что Шишков, организуя литературное общество, главной его задачей считал всеобщее распространение пользы, то есть морально-политическое воспитание общества. В своей речи он обращается к этому понятию неоднократно, например: «Пользы, происходящие от языка и словесности, бесчисленны. Никакое перо описать, никакие уста изречь их не могут. На них основаны безопасность, спокойство, благоденствие, величие и слава человеческая»[222]. Современники также свидетельствовали, что основатель «Беседы» заботился в первую очередь о пользе, которую она принесет. Жихарев, прибывший в 1807 году в Петербург и вскоре представленный Державиным Шишкову, сделал следующую запись в дневнике: Шишков