Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

Пожалуй, центральное место в писательском «пантеоне» Буниной занимает Г. Р. Державин. Именно обращением к нему в стихотворении «Сумерки» открывается условный блок посвящений поэтам в «Неопытной музе». При этом необходимо отметить, что внутри блока оно единственное не обозначено как посвящение в заглавии или подзаголовке. Кроме того, другие адресации к поэтам писались «на случай». Например, поводом для написания «Разговора между Аполлоном и музою бедного стихотворца», также обращенного к Державину, явилось «немаловажное пособие одному бедному стихотворцу», которое «Его превосходительство Гавриил Романович Державин оказал» в присутствии поэтессы. «Разговор у общества со временем», обращенный к Крылову, был написан после того, как в одном из собраний баснописец читал свои сочинения. Наконец, особым поэтическим посвящением «Ивану Ивановичу Дмитриеву» предварен в сборнике блок текстов, написанных в ключевых для этого автора жанрах — сказки и басни. «Сумерки» выделяются среди других обращений Буниной к поэтам, и это заставляет рассмотреть отношения Буниной и Державина более подробно.

Знакомство двух литераторов состоялось во второй половине 1800‐х годов. Согласно имеющимся свидетельствам, 23 марта 1807 года Шишков читал стихи Буниной в доме Державина, но тогда знакомство осталось заочным: поэтесса, скорее всего, в зале не присутствовала[292]. Вскоре произошло личное знакомство, которое можно датировать лишь приблизительно, основываясь на словах самой Буниной. Она сопроводила первую публикацию (1808) «Сумерек» в «Драматическом вестнике» примечанием: «Сочинительница сих стихов не имела еще тогда чести знать почтенного творца Фелицы»[293].

Стихи Державина были предметом активной поэтической рефлексии авторов самого разного достоинства, а сам он — адресатом стихотворных посвящений, создававшихся с разными целями: кто-то выражал таким образом восхищение, кто-то надеялся получить помощь и покровительство маститого литератора. В Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург) хранится собрание «Бумаг Державина», большой раздел которого составляют посвящения поэту. Уникальность этого материала отмечал еще Г. А. Гуковский:

В «Бумагах Державина» сохранилось в рукописях множество стихотворений, ему посвященных и адресованных <…>. Эти стихотворения, как написанные настоящими поэтами, так и составленные дилетантами или же просто неискусными виршеслагателями, интересны и сами по себе, и для характеристики значения Державина как деятеля и поэта, характеристики отношения к нему тех или иных групп его читателей и современников[294].

Бунинские посвящения в этом собрании отсутствуют, но они безусловно попадают в широкий контекст обращений к поэту.

Творчество Державина было привлекательно для молодых авторов по многим причинам. Поэт впервые представил в стихах не только образ частного человека (например, «На смерть князя Мещерского»), но и создал такой образ автора, за которым угадывался сам Державин:

Когда Ломоносов в своих одах говорил «я», то это «я» обозначало вовсе не реального М. В. Ломоносова, а «пиита» вообще, некий обобщенный голос нации. А у Державина «я» — это совершенно конкретный живой человек, сам Державин, с его личными горестями и радостями, с его частной жизнью, размышлениями и делами[295].

Новаторская поэтика Державина, безусловно, также стала важным фактором рецепции его творчества. Так, например, о специфике новой визуальной образности у поэта писал Л. В. Пумпянский:

…окрашенный зрительный мир у Державина весь как будто видим нами чрез «оптику», так что стихотворение становится волшебным фонарем, а гротовское издание — паноптикумом. Быть может, из бессознательного психологического lanterne magique вытекает склонность к литературным формам с «явлениями» («Фонарь» — «Явись! / И бысть»; «Целение Саула») или рядом картин («Утро», «Жизнь Званская»)[296].