– В следующем году мне исполнится восемнадцать, и я, по логике вещей, знаю, что это должно случиться, но не думаю, что готова прожить дольше, чем моя старшая сестра.
Я не готова полностью ко многим вещам, но все равно бросаюсь в них с головой.
– Мама еще не ущипнула тебя, чтобы ты не ныла в свой день рождения?
Фыркаю от смеха.
– Она на работе допоздна. Кроме того, я всегда нахожу полчасика, чтобы поплакать. Такое у меня правило.
Потому что папа покончил с собой в мой день рождения, а мама отказалась оплакивать его, но никогда не запрещала мне делать это. Она многое держит в себе, но никогда не требовала, чтобы я жила так же.
– Я рассказывал тебе, как моя мать ходила на выпускной к Фейт? – спрашивает Эддисон, и это звучит как предложение, конфиденциальное и неприятное, потому что он очень редко упоминает о своей сестре.
– Должно быть, ей пришлось трудно.
– Она чувствовала себя развалиной несколько недель. Но потом ей стало немного лучше. Это помогло ей понять, что даже если Фейт вернется к нам, мы никогда не вернем тех лет и связанных с ними событий.
– Намекаешь, что на восемнадцатилетие мне надо устроить отрывную вечеринку и напиться до бесчувствия, чтобы забыть про все?
– Не смей, – ворчит он, а потом я очень близко слышу голос Мерседес.
– С днем рождения, Прия! – щебечет она.
– Спасибо, Мерседес.
– Ты где? – спрашивает она. – Какое-то эхо.
– В часовне в Шайло, – отвечаю я. – Это в Роузмонте; место глухое, но окна здесь замечательные.
– Если мама на работе, то ты там одна? – резко спрашивает Эддисон.
– Нет, меня привез Арчер.
– Можешь его позвать? – Голос агента вдруг становится неприятным, и это не обещает Арчеру ничего хорошего.
– Он снаружи. Сказал, что для него слишком холодно.
– Рамирес…
– Звоню, – говорит она. – Прия, я свяжусь с тобой позже.
– Хорошо.
– О чем, черт возьми, он думает? – отрывисто говорит Эддисон.
– Что я выбрала прекрасное место на свой день рождения.
– Прия, из всех мест ты выбрала церковь.
– Я думала, здесь безопасно, пока я не одна.
– Если он снаружи, то ты одна, а это недопустимо. Рамирес ему звонит.
– С кем ты разговариваешь, Прия?
Это точно не Арчер.
Смотрю в сторону двери. Знаю, кого там увижу, но сердце бухает в груди. От внезапного страха все внутри цепенеет.
– Джошуа? Ты что здесь делаешь?
– Прия! – Голос у Эддисона то ли встревоженный, то ли уже панический. И то, и другое. – Кто там?
– Джошуа, – с трудом выдавливаю я. – Из кафе. Который разлил кофе на Лэндона в тот раз.
– Ему не следовало к тебе приставать, – говорит Джошуа. Его голос, как всегда, мягок и дружелюбен. На нем еще один рыбацкий свитер – темно-зеленый, который очень идет к его грустным глазам, запомнившимся мне еще с Бостона. У его ног…
У его ног стоит огромная плетеная корзина, почти заполненная белыми розами.
– Ты убил Лэндона?
– Ему не следовало к тебе приставать, – ласково повторяет он.
– Где агент Арчер? Что ты с ним сделал?
Он смеется, и у меня мурашки бегут по спине.
– Мне ничего не пришлось делать. Он привез тебя сюда, а потом проехал мимо меня в город.
В город? Я знала, что он отъехал от часовни, что мысль использовать меня как наживку была слишком соблазнительной, но думала, что он вернется по объездной дороге или через лес. Какого черта он уехал в город? Бо́льшая часть моего плана строилась на том, что Арчер будет рядом и сумеет спасти меня.
Я так облажалась…
– Почему ты принес розы? – спрашиваю я. Голос мой дрожит, и не только от холода. Из телефона доносятся приглушенные ругательства Эддисона, словно он закрывает микрофон ладонью. Единственное, что я четко слышу, – как он зовет Вика.
– О, Прия. – Джошуа опускается на колени – все еще в нескольких футах от меня – и улыбается. – Это подарок, конечно же. Отец учил меня, что девушкам всегда нужно приносить цветы. Законы вежливости. Ты отличаешься от других и заслуживаешь большего.
Медленно и осторожно, чтобы он не запаниковал и не бросился на меня, я встаю, сжимая в руке телефон.
– Что ты здесь делаешь, Джошуа?
– Я здесь, чтобы защитить тебя. – Он говорит так искренне… Насколько же ненормальным надо быть, чтобы верить в такое? – Ты такая хорошая девушка, Прия… Я понял это еще в Бостоне. И Чави была тебе такой прекрасной сестрой… Вы так любили друг друга…
– Тогда зачем ты убил ее? – Слезы закипают в моих глазах, в горле встает ком. – Зачем забрал ее у меня?
– Ты не знаешь, что делает этот мир с хорошими девушками. – Он поднимается, мои пальцы крепко сжимают телефон. Хотя телефон – не оружие. Джошуа протягивает руку, его пальцы шевелятся в воздухе в нескольких дюймах от моей бинди и сережки в ноздре. – Чави тоже была хорошей девушкой, но она не осталась бы такой. Она собиралась уехать в колледж; мир развратил бы ее, а она сделала бы то же самое с тобой. Я должен был защитить вас обеих. И я это сделал. Ты осталась хорошей. После смерти Чави я беспокоился, что ты все поймешь, но ты не догадалась. Эми пришлась как нельзя кстати.