Читаем Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова полностью

По тому, как быстро его освободили в тот же год, когда на 10 лет отправился шить рукавички Ходорковский, можно было бы заподозрить, где у «режима» главные враги, а где второстепенные. Но Лимонов все-таки надолго ушел в оппозицию и в этот период мне резчайше не нравился. Казалось, он вписался в обычный антипутинский гламур – фото с женой-актрисой на обложках глянцевых журналах, модные разговоры модных молодых писателей о том, что хорошо бы всем вступить в НБП, какие-то альбомы его фотографий доэмигрантского времени со Щаповой, обнаруживавшиеся на полках у по-лимоновски молодой подруги.

Он шатал режим, предлагал предоставить независимость Чечне (необычайно своевременное осенью 2003 предложение), что больше всего злило – это отправки молодых людей на акции, за которые им лепили срока по 5 и более лет, в то время как Деда после освобождения никто уже, разумеется, не трогал. Дед, правда, писал о них в книгах, типа «Анатомии героя», но все равно вся эта политическая фабрика, в которой нацболы просуществовали почти десятилетие, отдавала изрядным вампиризмом (многие до сих пор не могут ему этого простить и со своей точки зрения безусловно правы).

При этом анархистом и даже природным оппозиционером, вечным леваком, Лимонов не был (скажу страшное – строго говоря, сын советского офицера вообще не был леваком). Чудесная проговорка содержится в некрологе Виктору Топорову, где мимоходом иронично проговаривается формула счастья:

«В клубах ядовитого дыма, где-то между гостиницами «Астория» и «Англетер», я прибыл в Hammer’е издателя. Вместе с беременной Катей, а на Исаакиевской площади в это время шла битва ОМОНа с прокремлевскими демонстрантами, явившимися демонстрировать против моего присутствия. О, это было что-то! Очень приятным оказалось наблюдать, как омоновцы топчут сапогами антилимоновские плакаты и волокут прокремлевских юношей в автозаки. Из сизого дыма вынырнул тогда седобородый гном с сумкой по диагонали груди (ну, с ремешком сумки) и протянул мне руку: – Топоров. Я не стал напоминать ему, как он в 2002-м написал ошибочную и злую рецензию на мои тюремные рукописи. И из благородства, и потому что был счастлив. Жена беременна, ОМОН бьет говнюков, пришедших наброситься на меня, что человеку еще нужно? В такие моменты человек отходчив, благодушен».

Счастье, это когда государство бьет не тебя, а за тебя. Лимонов и хотел, строго говоря, счастья, и себе и всем русским, хотел, чтобы государство било не русских, а «за русских». И когда государство начало худо-бедно «бить за русских» превратился практически в охранителя, а для некоторых так и вовсе в столп режима. От инстинктивной тяги либерального (независимо от политического направления) интеллигента быть всегда любой ценой против государства он был совершенно свободен.

Так или иначе, моей работой в это время было Лимонова обличать, упрекать, разоблачать. Что я и делал, честно говоря, без всякой злобы и страсти, поскольку интуитивно оставалось ощущение, что по сути мы делаем общее дело. Мы – за русских, Новороссия по обе стороны Урала однажды будет, а МиГи все-таки сядут в Риге. Одни нагуливают себе вес в оппозиции, другие в охранителях, но главное, чтобы именно вес русских увеличивался делением и почкованием со всех сторон. Когда Лимонов почувствовал, что сможет максимизировать свое политическое влияние на противоположной стороне политического поля (ушел по каким-то причинам горячо его ненавидевший Сурков, пришел благосклонный Володин), он эту оппозицию спустил в унитаз и правильно сделал.

В 2013 году на какой-то момент я оказался большим «оппозиционером» чем он. Дед неожиданно набросился на выдвигавшегося тогда в мэры Навального. А надо помнить, что в этот момент Навальный флиртовал с нацдемами, ходил на русские марши, смело выступал против нелегальной миграции и вообще выглядел респектабельным либеральным вариантом для русских националистов. И вдруг Лимонов начинает его разоблачать как фальшивку и проклинает на чем свет стоит. Меня это страшно разозлило и я написал несколько раз что-то резкое, если я ничего не путаю, Лимонов даже забанил меня в твиттере. Прошло меньше года и кто был прав в оценке Навального показало время и сам Навальный. Прав был не я. Перед нами был обычный политический украинец, который и расчехлился в соответствующий момент, показав свою стопроцентную внешнюю подконтрольность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История мировой культуры
История мировой культуры

Михаил Леонович Гаспаров (1935–2005) – выдающийся отечественный литературовед и филолог-классик, переводчик, стиховед. Академик, доктор филологических наук.В настоящее издание вошло единственное ненаучное произведение Гаспарова – «Записи и выписки», которое представляет собой соединенные вместе воспоминания, портреты современников, стиховедческие штудии. Кроме того, Гаспаров представлен в книге и как переводчик. «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла и «Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом» читаются, благодаря таланту Гаспарова, как захватывающие и увлекательные для современного читателя произведения.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Анатолий Алексеевич Горелов , Михаил Леонович Гаспаров , Татьяна Михайловна Колядич , Федор Сергеевич Капица

История / Литературоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Словари и Энциклопедии