В 2014 году началась Русская Весна и всё остальное стало неважно. Как-то сами собой мы оказались рядом на боеголовке ракеты. С благословения Арама Габрелянова изумительный Борис Межуев, руководивший тогда «Мнениями» в «Известиях» собрал ударный отряд авторов за Крым, за Новороссию и за Донбасс – Проханов, Ольшанский, Прилепин, Соколов, я. Лимонов естественно оказался в его главе. Он писал очень простые и понятные тексты о том, что Крым и Новороссия – русские земли и должны быть в России, вспоминал, как именно его нацболы в 1999 году провели акцию, вывесив над Клубом Моряков баннер «Севастополь – русский город». На какие-то недели казалось, что возможно все, что почки единовременно набухли и распустились, а еще немного и Лимонов станет первым народным губернатором освобожденного Харькова.
Нацболы отправились воевать и одно время составляли заметный контингент в Луганской Республике, потом большую их часть оттуда выдавили, так как либеральные политологи пугали власть в Москве, что война там это только прикрытие «национал-радикалов» для подготовки восстания здесь.
Это был момент истины, который вскрыл главное во всех. И оказалось, что все эти определения, которые пытались налепить Лимонову в течение жизни: диссидент, нонконформист, оппозиционер, интеллигент, постмодернист, провокатор – все было козьей шелухой. Лимонов был русский. Просто русский. Все прочее значение не имеет.
У него был предельно четкий и острый русский инстинкт, который доминировал над всем остальным и столь же четкий русский интеллект, который организовывал работу инстинкта. Все девяностые и нулевые он нес знамя русской ирреденты, которое казалось со стороны совершенно не нужным довеском к оппозиционности, революционности, левачеству и прочему. Он ухитрился сесть не за что-то, а именно за русскую ирреденту. От этого своего принципа он не отказывался никогда и ни на секунду, понимал, что это «важнейшее в законе».
Его русский национализм, который каждый идиот теперь прописывает в формулировках «люблю Лимонова несмотря на его национализм», был естественным продолжением его чувства жизни. Нация это естественное сообщество которого ты не выбираешь и в котором осуществляешься как свой среди своих. Со своим даром «жить по природе» Лимонов не мог не быть националистом, так как это значило бы отречься от своего.
А стремление сыграть яркую роль на политической сцене (политический артистизм у него несомненно присутствовал) задавало единственное возможное амплуа националиста радикала – солдата, политического вожака, пламенного публициста, отличавшегося от остальных тем, что он совершенно не был связан формами русского патриотического дискурса, созданного в позднем СССР «русской партией». Не могу сказать, что эта дискурсивная свобода была чем-то однозначно хорошим (от его слегка бравирующего безбожия, антиклерикализма и антимонархизма меня всегда коробило), но оно придавало ему оригинальности.
Познакомились мы в декабре 2015 года. Лимонов на волне угасающей Русской Весны надеялся как-то ярко провести День Русской Нации, который нацболы традиционно отмечали 5 апреля, в день битвы на Чудском озере. Поэтому пригласил меня и еще несколько человек, среди которых я запомнил дочь генерала Рохлина и Кирилла Барабаша из АВН – вскоре его вместе с Юрием Мухиным посадили в тюрьму, а я на всякий случай сжег данный им листок с телефоном, никогда не знаешь к кому с чем придут и что приобщат к делу. Еще была девушка-нацболка, только что освободившаяся с зоны, стриженая и красивая.
Связывался со мной Александр Аверин, пресс-секретарь НБП, которого, увы, тоже посадили, обвинив в том, что он якобы пытался провезти с Донбасса пистолет. Осудили зря, и если не вез и даже если вез. Осудили в рамках всё той же фантазии, что нацболы стремятся использовать ополчение для «восстания» тут – мифология нулевого года все еще тяготеет над лимоновцами. Лимонов был на него зол: «Аверин выйдет и будет ещё более зазнаистый чем глава «За Правду». Наберётесь с ним горя, нацболы. В моих глазах он дезертир, поехал в ЛНР, куда его партия не посылала, знал о готовящемся подбросе оружия. Хвастливый парень, который приколет себе отсидку как знак достоинства». (Однако, пользуясь случаем, обращаюсь к правительству нашему с просьбою – отпустите Аверина, пусть не зазна
Затея устроить акцию, скажу честно, была дохлая – в начале 2016 года власть боялась любых напоминаний о Русской Весне как никогда до и никогда после. Было даже придумано выражение-спойлер, «крымская весна» и насаждено квадратно-гнездовым методом с таким нажимом, что сегодня многие говорят так без всякого принуждения.
Но кто же откажется познакомиться с Лимоновым?
Мы обменялись книгами (я ему «Карать карателей», он мне вышеупомянутую «Книгу мертвых-3») и заговорили как два публициста из одного холдинга – про издательства, рукописи, гонорары. Это было приятный разговор почти не про политику, так как про политику не о чем было разговаривать, мы в этот момент сходились во всем.