Читаем Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова полностью

Показательна в этом смысле была песня «Хотят ли русские войны». Предназначенная вроде бы для внешнего потребителя (отсюда и слово «русские» вместо «советские»), по сути она превратилась в мощнейший инструмент пацифистского облучения в самом СССР. В то время как американцы под слоганом «есть вещи поважнее мира» выигрывали Холодную войну, русские, под заклинания Колмановского на слова Евтушенко, её проигрывали, переломив волю у самих себя.

Ну и главное в чем проблема соединительной ткани. Она просто занимает место. Фактом своего наличия и бурлящего самопиара («Моя фамилия – Россия») – Евтушенко затенял и Николая Заболоцкого, и Арсения Тарковского, и Николая Рубцова и многих других, при том что не был даже близко сопоставим с ними по таланту. Хотя, будем снова справедливы, – в отличие от многих «способных» людей он и близко не был негодяем. Никаких доносов не писал (напротив – на него писали), никому специально не вредил…

Единственным своеобразным исключением был Иосиф Бродский. Евтушенко, при всей быстро возникшей взаимной литературной ревности, пытался помогать тому как мог. И тут-то психология «выездного» сыграла с ним злую шутку. Он дал (так, по крайней мере, считал сам Бродский) КГБ спасительную рекомендацию – выдавить неудобного автора заграницу. Для Выездного это была лучшая участь из возможных – ну не ватник же и вологодский колхоз вновь? Бродскому пришлось «сменить империю», чего он так до конца своих дней и несмотря на нобелевский успех, никогда не смог по-настоящему переварить.

Отлученный от почвы Бродский возненавидел «выездного» Евтушенко и даже попытался «отплатить» ему тем же – писал какие-то письма о том, чтобы советского поэта сделали на Запад невъездным. Разумеется, адресаты писем Бродского отлично понимали выдающуюся роль Евтушенко в роли культурного «двойного агента». И до распада СССР, и после, он был принят и обласкан в Загранице. И умер он исполненный днями в США, но при этом почитаемый на родине, где он просил себя похоронить рядом с Пастернаком. Честь, о которой последний вряд ли мечтал.

Письма крымскому другу. Иосиф Бродский

К своему 75-летию в 2015 году русский поэт Иосиф Бродский подошел в интересном положении. После нескольких десятилетий обсасывания кумира либеральной интеллигенции, этому сборищу остались кости посмертной горести с привкусом Украины. Окончательное подтверждение авторства знаменитого стихотворения Бродского «На независимость Украины» бесповоротно превращает его в «ватника и колорада».

Бродский отчеканил основу современного русского подхода к украинскому вопросу. По-хулигански, без компромиссов, без попыток «не оскорбить». За два десятилетия до «никогда мы не будем братьями», парализовав их звонкими издевательствами над «брехней Тараса».

На фоне очевидной либеральной растерянности, на патриотическом фланге не зевают. Увлекательная книга Владимира Бондаренко «Иосиф Бродский. Русский поэт»[119], дает возможность взглянуть на Бродского вне привычного дискурса. Можно упрекнуть автора в проглядывающем кое-где стремлении натянуть ястреба на нашу половину глобуса, но невозможно его за это осудить.

Нарисованный русский Бродский получается довольно привлекательным. Сын морского офицера, мечтающий служить подводником. Крещение в годы войны в эвакуационном Череповце стараниями русской няни. Ссылка в архангельскую деревню, затянись которая чуть подольше, вырви она Бродского чуть надежней из его обычного диссидентствующего окружения, глядишь, перековала бы его в почвенника. Восторженное стихотворение о русских людях и русском языке «Народ», которое Ахматова мечтала услышать перед смертью.

Письмо к Брежневу перед отъездом: «Я принадлежу к русской культуре, чувствую себя её частицей, и никакая перемена места пребывания не может повлиять на конечный исход всего этого», – это пишет великий русский поэт генсеку антирусской многонационалии. Фото первых лет эмиграции с православным крестиком на шее. Крестик как своеобразное знамя отречения от попыток вписать Бродского в иудейский контекст.

Агрессивная неполиткорректность в годы американской карьеры, дошедшая до обвинений в расизме (тогда еще сравнительно безопасных). «Иосиф, вот у вас в расстёгнутой рубашке на виду золотой православный крест – не боитесь?» – «Ничего, пусть знают». Жесткая полемика с русофобом Миланом Кундерой, вещавшим об имперской агрессии исходящей от Достоевского. Неприятие Украины как бегства из русской культуры и языка в вымышленную (как полемично подчеркивал Бродский) «Центральную Европу». Скандальная «Бородинская годовщина» поражения – стихи «На независимость Украины», своеобразный последний раунд этого преждевременно прервавшегося боя за русскую культуру и русскую поэзию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История мировой культуры
История мировой культуры

Михаил Леонович Гаспаров (1935–2005) – выдающийся отечественный литературовед и филолог-классик, переводчик, стиховед. Академик, доктор филологических наук.В настоящее издание вошло единственное ненаучное произведение Гаспарова – «Записи и выписки», которое представляет собой соединенные вместе воспоминания, портреты современников, стиховедческие штудии. Кроме того, Гаспаров представлен в книге и как переводчик. «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла и «Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом» читаются, благодаря таланту Гаспарова, как захватывающие и увлекательные для современного читателя произведения.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Анатолий Алексеевич Горелов , Михаил Леонович Гаспаров , Татьяна Михайловна Колядич , Федор Сергеевич Капица

История / Литературоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Словари и Энциклопедии