Но приходит письмо, а с ним – самые горестные для меня новости. Моя дорогая, любимая жена Марсэ скончалась. Я знаю, что она многократно пыталась получить разрешение на свидание со мной, но всякий раз ей отказывали. Как я страдал от того, что ей приходилось сносить мой позор. Марсэ лишили всех ее домов, даже тех, что она унаследовала от родителей. Она сделала все, что смогла, чтобы спасти из нашего дома в Бурже фамильное серебро и столовое белье, входившие в ее приданое. И спрятала их в Менету-Салоне – еще одном моем величавом особняке за чертою города. Я очень тоскую по моей Марсэ. Один, в темной камере, я оплакиваю свою драгоценную любовь, мать моих детей и отраду для всех нас, ее домочадцев! Она была хорошей и верной женой – всегда и во всем поддерживавшей меня, никогда не задававшей лишних вопросов и воспитавшей наших детей сообразно моим ожиданиям. Ее кончина опустошила меня. Я безутешен…
Ради нее, ради моей Марсэ, я старался не падать духом. Ради нее надеялся выбраться из того затруднительного положения, в котором я вдруг оказался. Но ее больше нет. Мое второе сердце перестало биться…
У моего сына Жана, архиепископа Буржского, имеются нужные и надежные связи. Я даже дал ему кольцо с сапфиром, которое когда-то оставила мне королева Иоланда, чтобы я мог беспрепятственно попадать к королю, когда мне это было нужно. Может быть, это кольцо еще раз сослужит мне добрую службу? Боюсь, что нет. Сомневаюсь, что король согласится принять Жана даже с этим кольцом.
Эти бесконечные дни в заточении только усугубляют боль в моей душе – боль из-за предательства. Я был верным поданным своего короля и страны. И лишь оказавшись в темнице, я понял, насколько стал неудобен для всех. Король задолжал мне денег больше, чем в состоянии вернуть. Быть может, он думал, что я аннулирую его долги в обмен на публичное признание моих заслуг во время торжественного вступления в Руан? Но как же я мог это сделать, будучи связан долговыми обязательствами с крупнейшими заимодавцами мира, у которых я сам брал ссуды? Неужели Карл действительно думал, что я аннулирую его долги, разорив тем самым себя? Как бы там ни было, он сделал большее, нежели просто разорил меня – причем совсем другим и гораздо более болезненным способом. Ведь моя любимая Марсэ умерла, не вынеся позора!
И почему я не получил ни одного послания от королевы, дочери моей покровительницы Иоланды Анжуйской? Я так надеялся на ее поддержку! Ведь даже после появления при дворе Агнессы Сорель наши отношения оставались хорошими. Я был уверен, что она понимала причины, по которым ее же мать приставила к ее мужу Агнессу – добродетельную, разумную и надежную спутницу, способную отвлечь его от тех порочных особ, с которыми Карл якшался до встречи с ней. Я понимаю, что у нее никогда не было другого выбора, кроме как хранить молчание – что она и делала всегда, невзирая на обстоятельства. Почему королева попросила Антуанетту побыть при Агнессе? Почему она прислала к Агнессе в Лош своего личного лекаря? Мне нужно поразмыслить над этими странными поступками королевы, которую я всегда считал истинной последовательницей учения своей матери…
У меня много друзей среди духовенства, и священнослужители делают все, что в их силах, чтобы помочь мне. Не только мой брат Николя, епископ Люсонский, стяжал себе добрую славу. Мой сын Жан тоже пользуется большим уважением как архиепископ Буржский. В переданной мне записке говорится, что архиепископ Парижский, Жак Жувенель дез Юрсен, пытается уговорить короля передать мое дело на рассмотрение церковного суда – на том основании, что я учился в церковно-приходской школе при Сент-Шапель в Бурже и в детстве носил тонзуру как ученик-монах и, значит, являюсь «бывшим церковником». Если он преуспеет в этом, тогда я смогу рассчитывать на более легкий приговор.
Почему я так верил в показную дружбу короля – я, всегда мнивший, будто бы знаю человеческую натуру и насквозь вижу людей? Неужели мне настолько вскружило голову его высокое положение, как это случалось со многими при королевском дворе? Разве Карл VII не проявил вероломства по отношению к Жанне д’Арк, той девушке из Лотарингии, благодаря преданной службе которой он стал королем Франции и сумел затем вернуть себе королевство?
Как быстро Карл позабыл ее подвиг! И он пошел против анжуйцев несмотря на то, что всем в этой жизни обязан был своей второй матери, Иоланде. А Агнесса – первая настоящая любовь короля? Ведь он, сам того не сознавая, и ее предал! Из очередной записки я узнаю, что всю мою собственность поделили между собой новые фавориты короля. И кто! Бывший друг и враг дофина, Антуан де Шабанн, и Антуанетта де Меньеле, завладевшая моим замком Менету-Салон под Буржем, в котором Марсэ припрятала свое столовое льняное белье и серебро (надеюсь, надежно!). Даже любимая тетушка Агнессы, Мария, и ее сын получили несколько моих владений. Неужели и Мария верит в то, что я причастен к смерти ее племянницы? Неужели люди короля убедили в моей виновности даже родных моей прекрасной мадам Боте?