Руанда: принять примирение. Жить в мире и умереть счастливым

– Они воскресли? – воскликнул месье Муринда и, похоже, он был удивлен этой новостью.

И все-таки трибунал приговорил его к пожизненному заключению. Муринда просил, чтобы дело пересмотрели, но на тот момент, когда я пишу это, органы юстиции не ответили на его просьбу.

В отчете, опубликованном 10 октября 2017 под названием «Мы заставим тебя признаться», неправительственная американская организация Humans Right Watch детально описывает пытки, которым подвергают военные РПФ гражданское население, чтобы добиться от них признаний. Если бы дело Жана Боско Муринда было опубликовано, то режим мог бы использовать его признания, распространяя их посредством СМИ, чтобы убедить весь остальной мир в его виновности в геноциде.

23. Питер Дахлин

Я уже почти два года сидел в центральной тюрьме Кигали, когда 21 января 2016 года я узнал удивительную историю Питера Дахлина. Его случай меня особенно взволновал, поскольку он похож на мой собственный.

По происхождению швед, этот борец за права человека работал в Китае около 10 лет, но однажды он исчез на 20 дней, а потом его показали по китайскому национальному телевидению, когда он признавал свою вину и просил прощения у всей нации.

Так я узнал, что это не собственная практика Руанды. Журнал «La Croix» в своей статье от 21 января 2016 пишет: «Эта практика публичных покаяний существует в Китае с 1960-х годов, времени «культурной революции», и она заключается в том, что кто-то обязан «признать» ошибки, которые он часто и не совершал, и покаяться на публике».

Журнал уточняет затем, что Питер Дахлин не первый, кто подвергается подобному обращению в Китае, поскольку за неделю до его публичных признаний, шведский главный редактор, китаец по происхождению, Ги Минхай тоже был вынужден со слезами на глазах признаться в чем-то по телевидению. Неправительственные организации, такие как «Репортеры без границ», выразили свое возмущение этим подобием признаний.

24. Выбор самоотречения вместо контроля

Через какое-то время опыт моей жизни научил меня, что счастье случается не тогда, когда мы контролируем свою жизнь. Наоборот, мне кажется, что, чем больше мы всем управляем и все контролируем, тем больше мы недовольны и тем меньше нам дается счастья. Моменты моей жизни, в которые я мог вверить мое будущее Богу, эти редкие моменты, в которые я мог оставить всё ради Него, – это самые счастливые моменты моей жизни. Решение отдать себя божественному Провидению, я принял здесь, в тюрьме.

Когда я пытался думать о моем процессе и о моем будущем, спрашивая себя, как же это все закончится, это приводило меня в ярость и стресс, который мешал мне спать. Но когда я пытался отдать все в руки Бога во время молитвы, я чувствовал себя спокойно, я ощущал, что я могу сидеть пожизненно и жить счастливо.

Это как если бы жизнь, которую я веду, была похожа на душ, под которым я очищаю себя, и кран называется «сегодня». Если я всегда думаю о моем будущем и пытаюсь его сформировать, установить контроль, то это напрасно, я нахожусь справа от крана, и вода не льется на меня. Если я думаю всё время о будущем, сожалея о своих ошибках и радуясь прошлым успехам, я слева от крана, и вода совсем меня не очищает. Лучший путь к счастью, по моему мнению, – признать настоящее как уникальный шанс, которое дан нам жизнью.

Если существует добро, которое я могу сделать, то я должен сделать его сейчас. Если я способен любить, я должен начать сегодня. Если я должен отказаться от плохих привычек, то сегодня я должен принять решение. Будущего не существует, оно лишь простое наследие настоящего.

Прошлого тоже не существует, оно было всегда, но совершается оно в настоящем.

Наша возможность совершить в настоящем, не откладывая на завтра, то, что мы можем совершить сегодня, дает настоящему моменту неповторимую возможность преобразить всю нашу жизнь.

Отдать себя Богу не означает отказаться от разума, это попытка посвятить всю нашу жизнь освящению настоящего, поскольку это единственный момент, данный нам, над которым мы имеем некоторую власть.

Мой способ молитвы чрезвычайно изменился. В нашей тюрьме я регулярно посещал молитвенную комнату, где в течение дня я мог молиться. Когда я приходил к скинии, я не хотел говорить. Я хотел поклоняться в тишине и в самоотречении. Тихо, почти растянувшись на скамье перед маленькой дверью молельной комнаты, я твердил очень личную молитву: «Дорогой брат Иисус, Христос распятый, ты познал меня, ты знаешь, кто я есть, о чем я думаю, ты знаешь мои нужды, мои радости и мои печали, Мне не нужно говорить, что происходит в моем сердце, ты знаешь всё.