Рубаи

Чем может утешиться человек, сей недолгий гость на земле? Омар Хайям находит это утешение в идее материального неисчезновения. Бесконечный круговорот материи — так видят глаза поэта-философа окружающий его мир. Глина, из которой вылеплены винные кувшины и чаши, кирпичи в стенах дворцов, песок под ногами, вся живая природа — цветы, травы — все это знало другое, может быть, человеческое инобытие. Осторожно, остерегает поэт, прикасайся к ним: вот это, возможно, было локонами и устами луноликой красавицы, это — головой султана, а это — сердцем везира:

Давно — до нас с тобой — и дни и ночи были
И звезды, как сейчас, на небесах кружили.
Не знаешь, как ступить на этот прах земной, —
Зрачками любящих его песчинки жили.

(Перевод В. Тардова. Ср. № 455)

Значит, и нам дано вернуться в земной мир, уже в иных, бессловесных формах: «из праха твоего налепят кирпичей и в стены дома их уложит твой сосед». И так велико страстное желание поэта ощутить бессмертие пусть самой малой крупицей земной жизни — восстать из праха хотя бы стеблем зеленой травы! И вот завещание Омара Хайяма:

Когда голову я под забором сложу,
В лапы смерти, как птица в ощип, угожу.
Завещаю: кувшин из меня изготовьте,
Приобщите меня к своему кутежу!

(Перевод Г. Плисецкого. Ср. № 272)

Озорное воображение Хайяма видит в этом для себя последнюю надежду на воскрешение: а вдруг волшебный дух вина и вдохнет в него жизнь?

…Жизнь мгновенная, ветром гонима, прошла,
Мимо, мимо, как облако дыма, прошла.
Пусть я горя хлебнул, не хлебнув наслажденья,
Жалко жизни, которая мимо прошла.

(Перевод Г. Плисецкого)

Год смерти Омара Хайяма неизвестен. Самой вероятной датой его кончины принято считать 1123 год. Из глубины XII века дошел до нас рассказ о последних часах Хайяма. Абу-л-Хасан Бейхаки слышал его от одного из родственников поэта. Омар Хайям в этот день внимательно читал «Книгу исцеления» Авиценны. Дойдя до раздела «Единое и множественное», он вложил золотую зубочистку между двумя листами и попросил позвать необходимых людей, чтобы сделать завещание. Весь этот день он не ел и не пил. Вечером, окончив последнюю молитву, поклонился до земли и сказал: «О боже, ты знаешь, что я познал тебя по мере моей возможности. Прости меня, мое знание тебя — это мой путь к тебе». И умер.

Приведем в заключение еще один рассказ — о посещении могилы Омара Хайяма его искренним почитателем Низами Арузи Самарканда. «В году 1113 в Балхе, на улице Работорговцев, — пишет Низами Арузи, — в доме Абу Саида Джарре остановились ходжа имам Хайям и ходжа имам Музаффар Исфизари, а я присоединился к услужению им. Во время пиршества я услышал, как Доказательство Истины Омар сказал: „Могила моя будет расположена в таком месте, где каждую весну ветерок будет осыпать меня цветами“. Меня эти слона удивили, но я знал, что такой человек не станет говорить пустых слов. Когда в году 1136 я приехал в Нишапур, прошло уже четыре года с тех пор, как тот великий закрыл лицо свое покрывалом земли и низкий мир осиротел без него. И для меня он был наставником. В пятницу я пошел поклониться его праху и взял с собой одного человека, чтобы он указал мне его могилу. Он привел меня на кладбище Хайре. Я повернул налево и у подножия стены, отгораживающей сад, увидел его могилу. Грушевые и абрикосовые деревья свесились из этого сада и, распростерши над могилой цветущие ветви, всю могилу его скрыли под цветами. И мне пришли на память те слова, что я слышал от него в Балхе, и я разрыдался, ибо на всей поверхности земли и в странах Обитаемой четверти я не увидел бы для него более подходящего места. Бог, святой и всевышний, да уготовит ему место в райских кущах милостью своей и щедростью!»

Над могилой Омара Хайяма в Нишапуре ныне возвышается величественный надгробный памятник — одно из лучших мемориальных сооружений в современном Иране. Ажурные конструкции надгробия напоминают чем-то стартовую установку, выводящую космический корабль на орбиты Вселенной.

* * *

Со стихами Омара Хайяма связаны два редких историко-литературных феномена.

Один — это загадка объема и состава истинного поэтического наследия Хайяма. До наших дней не дошло не только автографов и прижизненных манускриптов четверостиший Омара Хайяма, но даже и списков, более или менее близких по времени к жизни поэта.