Рубикон Теодора Рузвельта

Когда в Нью-Йорке разразилась паника, Пирпонт Морган находился на французском курорте, где он праздновал семидесятилетие. Оба лидера страны, политический и финансовый, некоторое время выжидали, не вмешиваясь напрямую в ситуацию на Гудзоне. Рузвельт охотился в камышовых дебрях Луизианы. Морган скупал художественные коллекции разорившихся европейских аристократов. Тем временем, французские инвесторы начали вслед за англичанами продавать американские ценные бумаги, скупать золото и переправлять его в Европу. Это еще более истощило американские валютные резервы. Неожиданно некоторые из производителей черных металлов объявили себя банкротами. 10 августа на американском рынке ценных бумаг произошел новый обвал. Пирпонт Морган велел разводить пары на «Корсаре».

Олигархи и влиятельные круги в Конгрессе вновь сделали попытку повернуть общественное мнение против Рузвельта, утверждая, что именно политика Белого дома, враждебная корпорациям и ценным бумагам, привела к лихорадке на рынке акций. Президент не отмалчивался: он возложил ответственность за трудности на бирже на «спекулятивное разводнение акционерного капитала, происходившее в гигантских масштабах».

К тому времени ситуация на внутреннем рынке все больше принимала масштабы национального бедствия. Провинциальные банки, для которых крупные инвестиционные фирмы Нью-Йорка выполняли функции своего рода центрального депозитария, стали в массовом порядке изымать наличные деньги. Одновременно банки подверглись натиску вкладчиков: по всей стране выросли очереди у дверей банков, которые, в свою очередь, пытались ограничить и прекратить выдачу наличными. Некоторые банковские менеджеры от отчаяния пустились в бега. Чарльз Т. Барни, президент треста «Никербокер», третьего по величине среди финансовых компаний Нью-Йорка, просил Джона П. Моргана о помощи (банк «Никербокер» был основан школьным другом Моргана Ф. Элриджем). «Юпитер», изучив бухгалтерию треста, вынес циничный вердикт: пациент безнадежен. Сразу же за крахом «Никербокер Траста» началось новое цунами банкротств.

Многие из сторонников Рузвельта, ранее поддерживавшие его курс на обуздание монополий, отвернулись от президента и присоединились к хору его злобных критиков. В декабре 1907 года Теодор писал: «В настоящее время большинство обвиняющих меня — это мои заядлые противники при любых обстоятельствах. Но конечно есть и те, которые ранее были моими друзьями. Когда средний человек теряет свои деньги, он становится подобным раненой змее, бросается направо и налево, на всех и на все».

Джон Пирпонт Морган, как самый дальновидный из игроков Уоллстрит, понимал, что они с Теодором Рузвельтом оказались в одной лодке: страна стояла на пороге такой катастрофы, которая случится в Америке только однажды — крах Нью-Йоркской фондовой биржи осенью 1929 года, ввергнувший США в многолетнюю Великую депрессию.

Президент и олигарх, люто ненавидевшие друг друга, не желавшие общаться друг с другом напрямую, были вынуждены координировать свои действия во имя интересов национальной экономики. Морган отправил в Вашингтон трех доверенных лиц, чтобы обсудить создавшееся положение. Уолл-стрит назвала секретную встречу «удовлетворительной». Министерство финансов США образовало сначала «пожарный фонд», а затем выделило терпящим бедствие банкам несколько траншей на общую сумму сорок два миллиона долларов.

На Мэдисон-авеню у входа в Библиотеку Моргана, которая стала штаб-квартирой финансовой Америки, денно и ночно дежурили репортеры. Сведения поступали скудные, несмотря на то, что каждый вечер сюда наезжали с докладами банкиры и главы трест-компаний. 22 октября в Нью-Йорке появился рузвельтовский министр финансов Джордж Б. Кортелью. Он остановился в отеле «Манхэттен» и превратил свой номер в своеобразный филиал федеральной исполнительной власти. От него страна узнала, что Белый дом гарантирует новые крупные беспроцентные займы. Следующий шаг был за Морганом.

Неофициальный главный банкир страны обзвонил и собрал президентов крупнейших коммерческих структур Нью-Йорка в своей библиотеке. Кратко обрисовав обстановку, «Юпитер» предложил им раскошелиться и срочно разместить капиталы на фондовом рынке. Банкиры большей частью молчали. Морган оставил их в мраморном зале библиотеки, а сам удалился в соседнюю комнату раскладывать пасьянс. Далеко за полночь один из посланцев денежной элиты застал его за этим занятием. Финансовый мир, скрепя сердце, согласился предоставить десять миллионов долларов. Морган хранил мрачное молчание и продолжал раскладывать карты. В конце концов банкиры по кругу подписали бумагу о выделении двадцати пяти миллионов долларов.

Теодор Рузвельт направил Дж. Кортелью письмо, ориентированное на публику (оно было опубликовано в нескольких газетах), в котором поздравил министра финансов и «тех предусмотрительных и надежных бизнесменов, которые действовали в ходе этого кризиса с истинной мудростью и государственным чутьем».