Рубиновая комната

– Вы вообще сделали что-нибудь полезное в Блейкенуэлл-маноре или только сеяли хаос? – саркастичным тоном поинтересовался сэр Артур.

– У меня была возможность побеседовать с дворецким и экономкой, сэр. Мисс Уилкокс никогда не работала на семью Блейкенуэлл.

Комиссар фыркнул.

– Конечно же, сэр, я прекрасно понимаю, что вы немедленно уволите меня со службы, – спокойно произнес Джереми, тут же осознав, что будет скучать по работе в тайном отделе Скотленд-Ярда, по волнению и напряжению, с которыми она была зачастую связана.

– Уволю? Да вы заслуживаете того, чтобы отправиться за решетку!

Комиссар поднялся, вышел из-за письменного стола и принялся расхаживать взад-вперед по кабинету. Джереми терпеливо ждал его вердикта. Однако какой бы приговор ни вынес ему комиссар – даже если он велит посадить его за решетку за нарушение служебных инструкций, – молодой человек не жалел о том, что помог Виктории. Да, она была самой удивительной девушкой из всех, кого он встречал. Мужественной, ранимой и сильной. Он едва сумел сдержать улыбку, вспомнив о том, как она направила на него пистолет, когда они сидели в королевском автомобиле высоко над утесом, как гневно сверкали ее зеленые глаза, исполненные решимости, как лицо ее обрамляли растрепавшиеся рыжие волосы. Как она была красива в тот миг!

– Райдер, – сэр Артур Стенхоуп остановился прямо напротив него, – вы не отправитесь в тюрьму, и я не уволю вас.

Джереми потребовалось некоторое время, чтобы осознать смысл слов комиссара.

– Сэр, я очень благодарен вам за великодушие, – произнес он. – Но могу ли я спросить, что заставило вас принять такое решение?

– Что ж, во-первых, вы выяснили, что Марчмейн следил за виконтом из-за его гомосексуальных связей и что маркиз был на Порт-Пул-лейн. Кроме того, как журналист, воспитанный в Итоне и окончивший Оксфорд, вы обладаете весьма обширными связями. И рано или поздно нам пригодятся ваши познания в немецком языке.

– Не сердитесь на меня, сэр, – Джереми смотрел на комиссара искренне и открыто. – Но мне кажется, что это не истинная причина того, что вы решили позволить мне и дальше работать в вашем тайном отделе.

– Возможно, вы правы в своих предположениях, Райдер, – комиссар некоторое время пристально смотрел на него, – но для начала вам хватит и того, что я вам только что сказал.

Виктория снова стояла у деревянной мойки, руки по локоть в горячей воде, и тут раздался требовательный звонок. Перед девушкой была гора грязной посуды. Не успевала она вымыть тарелку или сковороду, как гора посуды снова начинала расти, словно гидра, отращивавшая все новые и новые головы вместо отрубленных. Она взмокла, спина болела. Вдруг тарелка выскользнула у нее из рук и со звоном разбилась об пол. Перед ней тут же возникла миссис Эйнторп, обвиняющим жестом указывая на осколки. Экономка превратилась в насмешливо улыбавшегося ей инспектора Эрмитейджа. Держа в руках полотенце, словно наручники, он приближался к ней со словами: «Наконец-то я вас нашел, дамочка…»

Проснувшись, Виктория заморгала. Она смотрела на светло-зеленые бархатные шторы. В щели между ними виднелись кроны деревьев. Слава богу, она спала не в кладовой Блейкенуэлл-манора, а в своей комнате, в квартире рядом с Грин-парком. Стрелки маленького будильника, стоявшего на ночном столике, показывали двенадцать часов. Возможно ли это? Она вернулась домой около четырех часов дня и сообщила Хопкинсу и миссис Доджсон краткую версию событий в Блейкенуэлл-маноре. Чувствуя смертельную усталость, она прилегла, чтобы поспать до ужина. Неужели Хопкинс не разбудил ее и она проспала до полудня?

«Интересно, вернулся ли в Лондон Джереми, поговорил ли уже с комиссаром?» – сонно подумала Виктория. Она ни за что не простит себе, если из-за нее у него будут неприятности. Было и еще что-то, что мучило ее, оно прокралось в ее сон глухой болью. Внезапно Виктория вспомнила перекошенное лицо Изабель, когда та в экстазе выгнулась под Рэндольфом. Нет, об этом девушке думать не хотелось…