Рубиновый лес. Дилогия

– Тела вашей королевы там нет, но есть её алтарь, – ответил Сенджу на мой немой вопрос, возникший сразу после того, как я вспомнила старинную легенду: тело Дейрдре рассыпалось на драгоценные камни, едва перестало биться её сердце. Именно это и положило начало семейной традиции давать наследникам такие же «драгоценные» имена. – В той же усыпальнице похоронен и принц Оберон, твой дядя.

Никто не знал, что стало с телом Оберона, но отец надеялся, что тот обратился в прах, преданный огню и пущенный по воде, как велят провожать королевских особ в последний путь дейрдреанские традиции. Но даже если драконы всё-таки не сожгли его, то, по крайней мере, похоронили на своей земле. Похоронили убийцу собственных детей… Милосердие, которого люди не понимали и никогда не поймут.

– Или же я могу проводить тебя до гнезда Борея и его сыновей… – пожал плечами Сенджу.

– Нет! – воскликнула я чересчур громко. Солярис наверняка не находил себе места после моего исчезновения, но я была ещё не готова к встрече. Поэтому, хоть мы и договаривались искать разгадку Красного тумана вместе, я решительно произнесла: – Это ведь память моего рода. Ради такого можно пожертвовать сном. Прошу, покажите.

Почтительно кивнув, Сенджу поманил меня за собой. К тому моменту Кочевник как раз появился из-за угла таверны, поправляя штаны. Он не только наконец-то закончил справлять нужду, но и начал трезветь: краснота сошла с лица вместе с узором, а стеклянный взгляд прояснился. Только походка осталась шаткой, из-за чего Кочевник едва не упал, поднимаясь по ступенькам таверны за своей бобровой накидкой с ножнами, оставленными за столиком.

Ему не была интересна ни история Молочного Мора, ни местные достопримечательности, однако он всё равно увязался за мной и Сенджу, сославшись на то, что «пить с этими ящерами надоедает так же быстро, как играть в догонялки с лосем. И там и здесь у соперника нет шансов». Однако то, что Кочевник упрямо протискивался между мной и Сенджу каждый раз, как мы нечаянно соприкасались плечами, говорило о том, что причины пойти с нами были у него несколько иные. Он будто тренировал на мне братскую опеку, чтобы подготовиться к возвращению Тесеи. Я не возражала: чувствовать, как о тебе заботятся не потому, что ты принцесса, а потому, что ты друг, всегда приятно.

Следуя за Сенджу, мы миновали Травяной район, засеянный плюмерией и заставленный нефритовыми домиками, а затем оказались там, где я и не думала однажды очутиться, – на вершине горы.

– Не знала, что наверх тоже можно забраться, – призналась я, выйдя из ненавистного скрипящего лифта, который поднял нас на такую высоту, что спящие районы в низине превратились в мелкую россыпь блестящих крыш. Здесь прямо над головой висело ночное небо: вид на него открывали те самые окна в камне, под которыми полубалконом располагался причудливый зал.

Несколько треугольных башенок, сложенных из железных прутьев и расставленных по периметру, искрились, но не огнём, а молниями. Крохотные, сапфирово-фиолетовые, эти молнии с треском появлялись и исчезали, перепрыгивая с одной вышки на другую. От этого стеклянные огоньки, развешанные на стенах, то и дело подмигивали, а в воздухе пахло металлом и свежестью, как после грозы. Удерживая Кочевника за ремень штанов, чтобы он, не дай боги, не бросился ловить скачущую молнию голыми руками, я опасливо обошла вышки стороной. Бобровый мех, лежащий на плечах Кочевника, вёл себя странно вблизи них, как и мои волосы: те будто ожили и приподнялись, потянувшись к загадочным искрам.

– Мы зовём это электричеством, – хихикнул Сенджу, остановившись в окружении ещё более хитроумных орудий и механизмов из стали и разноцветного стекла. – С его помощью можно освещать помещения, не расходуя свечи и факелы, и заставлять крутиться то, что обычно крутит человек.

– А это для чего? – спросил Кочевник, ткнув рукоятью топора в гигантскую трубу из отполированных бронзовых пластин, нос которой был задран так высоко, что высовывался к небу в одно из окон. По бокам трубы торчали зеркала разных форм и размеров, а в самом низу, откуда изгибалась тонкая трубка, поблёскивала плоская маленькая стекляшка, похожая на блюдце. – Я видел нечто подобное у моряков. Кажется, это называется… «парус». Точно, парус!

– Парус – это другое, Кочевник, – вздохнула я и аккуратно прикоснулась к бронзовым пластинам кончиками пальцев: холодные, но прочные. Как будто тысячу моих наручей сплавили вместе. – Похоже на подзорную трубу, да, но гораздо больше…

Сенджу наблюдал за нами, не спеша подсказывать ответ. Для каких бы целей это приспособление ни служило, оно было размером с Вельгара и имело несколько колец в основании, которые вращались сами по себе каждые несколько минут. Серебряный свет полумесяца падал на них и отражался в зеркалах. От этого казалось, что весь зал вокруг светится.

– Через него вы смотрите на звёзды? – предположила я, проследив за направлением трубы и сравнив её конструкцию с той самой подзорной трубой. Бронза, зеркала, стекло… – Оно увеличивает их? Насколько?