Согласитесь, даже учитывая неизбежные недостатки этой работы, ее ценность неоспорима. «Гэта таксама мова славяна-крывічан, якая дагэтуль жыве ў вуснах люду, так доўга ўжываная ў судах, мова, на якой складзены першы Статут i на якой напісаў свой палемічны твор Мялецій Сматрыцкі, яна не мае слядоў ніякай апрацоўкі, i зусім невядома, каб яна была органам i адлюстраваннем думкі адукаваных людзей. Найбольш ёй не хапае абстрактных паняццяў, назваў для элегантных, вытанчаных рэчаў, i як Сматрыцкі, так i ўкладальнікі статутаў усе гэтыя назвы i паняцці перадавалі польскімі выразамі i цэлымі фразамі», — отмечает Язеп Тихинский.
Семья поддерживала Тихинского в его тяжелом деле. Это ведь не только писать приходилось, но и по селам-хуторам ходить. Так что ему повезло больше, чем этнографу Федоровскому, которого жена выгоняла из дому за то, что якобы занимался непонятно чем.
У Язепа и Людмилы было двое детей — Ядвига и Казимир. Казимир окончил Московское техническое училище, а Ядвига — Бестужевские курсы. То есть сын стал инженером — это вполне в народническом духе, инженерами были белорусские поэты Янка Лучина и Адам Гуринович. А то, что дочь стала «бестужевкой»,— лучший показатель умонастроений семьи. Эти курсы были в империи первой возможностью для женщин получить высшее образование, настроения там складывались революционные. Сохранились письма Ядвиги Тихинской, которые она посылала из Прусина известному этнографу Александру Ельскому в 1905 году: «Шаноўны пане! Пара было б сёння ўзяцца за складанне беларускага лемантара, калі б вы падумалі аб гэтым. З той пары, калі можна стала адчыняць прыватныя школы (мы ўжо таксама пачынаем будаваць i збіраць на гэта грошы), трэба даць падручнікі, лемантары i беларускія кніжкі. Ведаю, што вы пішаце па-беларуску. Мой бацька таксама складае беларуска-польска-рускі слоўнік, i гэта даказвае, што ён беларускі патрыёт».
Сама Ядвига признавалась, что пишет в основном по-польски, но сочинила и несколько белорусских сказок. В том же году она отослала часть работы отца на рецензию Михаилу Федоровскому, который высоко оценил труд Тихинского.
Конечно, Язеп Флорианович мечтал опубликовать свою работу. Но денег все не находилось... Это ведь не тоненькая брошюрка! Белорусские издательства не обладали нужными средствами. Сам Тихинский тоже. Надеялся на помощь детей. Когда сын стал инженером в Москве, выслал ему чистовой вариант рукописи. Но началась Первая мировая война, затем — революция. Казимир Тихинский, как пишут С. Астанкович и И. Будько, «трагічна загінуў падчас страшэннага голаду ў расійскай сталіцы».
Язеп Флорианович вернулся в Белоруссию. Оставленная в Москве рукопись была передана кем-то из родственников лексикографа в Наркомат образования ССРБ.
Остальное мы уже знаем. Жил Тихинский на станции Талька у брата. Потерял зрение. Умер в 1921 году, не дождавшись публикации труда всей своей жизни.
Когда образовался Институт белорусской культуры, рукопись словаря передали туда. Черновой вариант попал в Музей имени Ивана Луцкевича в Вильно.
Почему же не печатали словарь уже при советской власти?
Если в императорской России не могли простить выпады против царизма, то в советском государстве не могли пройти злободневные примеры о большевиках и о самом Ленине, упреки, что позволили оккупировать Беларусь.
Материалы рукописи использовали известные языковеды Николай Байков и Степан Некрашевич — авторы «Расійска-беларускага слоўніка». В 1930-х труд Язепа Тихинского стали готовить к печати — что-то вымарывали, правили... Но дело затянулось. А во время войны подготовленная копия пропала вместе с чистовой рукописью. Между тем, как подсчитали исследователи, если в словаре Тихинского было 200 тысяч лексем, то картотека должна занимать приблизительно сто ящиков!
Только в конце 1957 года часть «виленского варианта» нашлась в рукописном отделе библиотеки Академии наук Литвы. Это тоже немало — 7 тысяч страниц из 10 тысяч.
Но словарь Тихинского не издан до сих пор.
СТРАНСТВУЮЩИЙ НИГИЛИСТ.
ВОЙНИСЛАВ САВИЧ-ЗАБЛОЦКИЙ
Однажды в Центральном историческом архиве УССР во Львове были обнаружены любопытные письма. Адресовались они известному украинскому ученому XIX века Драгоманову. Имя их автора звучало очень аристократично: Войнислав Савич-Заблоцкий. А любопытны письма тем, что написаны в 1886—1887 годах на белорусском языке.
И сегодня можно найти статьи, которые начинаются с печального: «О В. К. Савич-Заблоцком известно немного». Называют его польским литератором и знают в основном по переписке — не только с Драгомановым, но и с этнографом Пыпиным, композитором Кюи, писательницей Марией Конопницкой.
Но прочитайте перечень его псевдонимов: Грамадзянін з Белай Pyci, Граф Суліма з Белай Pyci, Павел Завіша, Гаврила Полоцкий. Согласитесь, даже не зная, о ком речь, можно предположить, что человек имел прямое отношение к Беларуси.