Ручьём серебряным к Байкалу

Это была внешне счастливая, здоровая жизнь ещё свежих стариков, они и умереть предполагали на этой земле. Однако у них была одна, но великая и, быть может, уже непоправимая горесть – у них были, как сами говорили между собой супруги Сколские, «бесприютные, непутёвые, несчастные» дети, двое уже немолодых сыновей. Один, Пётр, старший, вышел беззаботным, но эгоистичным бездельником к своим сорока трём годам; он, брошенный, в конце концов, женой, без профессии, теперь вёл тёмный образ жизни игрока и дельца. Другой сын, Сергей, младше на год, сделался озлобленным неудачником; он отчаянно пытался обогатиться в коммерции, однако всё глубже увязал в невезухах, виня весь свет, родителей, брата, который вмешивался с советами, но только не себя. Столь «непутёвыми» сыновья получились потому, что, теперь осознали свою – определили они – «ошибку» супруги Сколские, воспитывались по чужим семьям и углам – у дедушек-бабушек, у тётек-дядек, часто порознь, изредка встречаясь друг с другом. Отец же и мать, захваченные всецело наукой, карьерой, охранением растений и животных, от случая к случаю, возвращаясь из бессчётных, но желанных поездок, второпях виделись с сыновьями, одаряли их подношениями, баловали всячески, однако снова и снова уезжали, и надолго, по призыву своей науки, по служению ей и обществу.

Когда же супруги Сколские состарились и отошли от больших научных и общественных дел, они захотели пожить семьёй, с сыновьями. Поселились вчетвером в этой усадьбе: родителям хотелось потянуть сыновей за собой, передать им те возвышенные идеалы, которыми прожили всю свою богатую, интересную жизнь, заслужив признание общества, научного мира. Но сыновья, к той поре уже возмужалые, самостоятельные люди, оказались страшно разобщены и с ними, родителями своими, и друг с другом не ладили. В глуши им жить не хотелось – зачем, что за блажь? Изо дня в день трудиться они не умели, пристрастий родителей к природе не понимали, и, после безобразных семейных скандалов, пришлось городскую квартиру разделить между братьями. Старики с горечью поняли, что семьёй могут быть только они двое.

– Мы не дали сыновьям любви и заботы, когда они в них нуждались, – честно признались друг другу опечаленные, чувствительные супруги Сколские. – И теперь у наших мальчиков разорённые души. Как мы виноваты, как виноваты! Так хотя бы оставим им наследие – этот дом и землю, чтобы у них появилась привязанность и надежда. Разве при такой красоте и благолепии вокруг не залечить душу? Обустроим хозяйство, наладим дело, чтобы оно приносило солидные доходы, а придёт время умирать – всё отдадим сыновьям. Повзрослеют когда-нибудь по-настоящему и уже после нашей смерти скажут, может статься, нам спасибо, и заживут на этой земле в радость себе и людям.

Супруги Сколские умели и любили мечтать, и мечтания крепили и обнадёживали их.

Но сыновья к старикам так и не потянулись, по усадьбе и в делах многотрудных не помогали никак им. Однако поочерёдно, а то и враз, нередко наезжали сюда, выманивали у своих предприимчивых, но не прижимистых родителей деньги, скандалили и с ними, и друг с другом, приставали к постояльцам и обслуге, случалось, хамили и бесчинствовали. Супруги Сколские страдали, им было совестно перед людьми. Они терпеливо увещевали сыновей, но никогда, памятуя о своей вине перед ними, не стыдили и тем более не прогоняли их.

Младший, Сергей, с год назад обанкротился в который уже раз, чудовищно задолжал, следом сорвался и страшно запил. Бросил неработающую, только что родившую жену с тремя малолетними детьми. Явится, бывало, к родителям, оборванный, злобный, с едкой насмешливостью на губах молчит, даже «здравствуйте» не скажет, кажется, тоже – как и сами его родители – уверенный, что они, родители его, неискупимо повинны перед ним, недодали ему. Поживёт бирючьим особняком, сквозь зубы и притворно нехотя вытребует денег – снова исчезнет. А не так давно – хуже, безобразнее: незаконно, в обход жены и интересов детей, продал квартиру, чтобы рассчитаться с уже угрожавшими ему кредиторами. Семья оказалась на улице, насилу приткнулась у родственников. Сам Сергей сбежал к родителям, несколько месяцев затворником обретался в зимовье, по ночам обворовывал отдыхающих, пил и дебоширил. Жена подала в суд, но Сергей не являлся к следователю.

– Наш крест – нам и нести его, – благородно смирились супруги Сколские, пересылая перевод за переводом отчаявшейся жене младшего сына.

Старший тоже был в долгах, нигде не работал, рыскал от родителей в город и обратно, проигрывал их деньги. Он был знаком со Львом Ремезовым, был и его фирме крупно должен. Как-то раз предложил Льву выкупить туристическую базу и бизнес родителей. Однако схема, которую предложил Пётр Сколский, понял Лев, была нечестной и даже подлой и гнусной: на самом деле нужно было обмануть, оплести, а потом втихомолку изгнать стариков, купить им какое-нибудь жильё в городе, а лучше, не скрывал сын своих каверзных намерений, – запихнуть их в захолустье.