Ручьём серебряным к Байкалу

Лев хотя и отказал Петру, однако побывал в усадьбе, провёл в этих краях несколько дней с важными деловыми партнёрами, ублажая их перед подписанием контракта. Познакомился с супругами Сколскими, выяснил у них, что продавать усадьбу они не намерены, причём ни за какие деньги. Понял, что они страстно любят эту землю, здешнюю природу, что они молятся на свою ботанику, боготворят травинку и букашку всякую. Однако Лев почувствовал и разглядел зыбкость их теперешней жизни; увидел их больными, наивными стариками. И понял, что работать им одним в таком огромном многослойном хозяйстве уже невозможно и безрассудно даже, что не сегодня-завтра они сдадут, надломятся, хотя по-прежнему романтически упрямы и одержимы. Самолучший исход для них, был уверен Лев, – всё-таки продать усадьбу, отойти от больших дел, зажить скромнее, по силам. Но, конечно же, не так продать усадьбу и бизнес, как вознамерился их сынок подлец. Самому Льву эта усадьба тогда не нужна была, и каких-либо разговоров со стариками о покупке её он не затевал.

Однако несколько дней назад Лев нагрянул к старикам: пьянеще и восторженно он осознал, что лучшего уголка на земле найти ему трудно, где бы можно было надёжно, да ещё и комфортно, да ещё и не уезжая далеко, не покидая любезных его сердцу родных мест, байкальских берегов, спрятаться от людей в этом вполне приличном доме, почти что дворце, хотя и несколько мультяшном, со своей принцессой Марией, перетерпевшись года два-три. Лев торопливо, напористо, однако по-щедрому, великодушно втридорога выкупил у несчастных стариков дом и всю усадьбу, и сам бизнес с зимовьями и станами по туристским тропам, с лицензиями и контрактами, с долгами и банковскими кредитами. Документы, правда, пока ещё недооформлены, но юристы в городе уже корпят; арендованную стариками землю тоже будет выкупать, но уже у другого владельца. «Кто знает: быть может, и мы с Марией полюбим эти края и захотим пожить здесь подольше или просто почаще заезжать сюда», – нередко промелькивала мысль, в которой «мы с Марией» звучало сокровенно и высоко. И уже шло само по себе через его сердце:

«Мы с Марией, мы с Марией…»

Хозяева, однако, и говорить поначалу не желали со Львом о продаже, о переезде, смотрели на него ошарашенно, посчитали за помешанного: действительно, явился-нагрянул хотя и приятный обликом, такой весь степенно-солидный, но малознакомый человек и несёт какую-то галиматью: продай ему, и всё ты тут! Никак не отстаёт, напирает, изловчается.

– Уйти с нашей взлелеянной земли, не передать её детям и внукам, похоронить свои мечты и надежды? Нет! И ещё раз нет! – намерясь держаться, перешёптывались друг с другом старики.

– Мы столько сил душевных вложили сюда, – причитала маленькая, худенькая, но костисто-твёрдо натуженная Сколская, поминутно подтыкивая пальцем сползающие на нос очки с толстыми линзами. – А какие тут красоты! Как они возвышают сердце, зовут к благородству, к служению, к подвигу! Вы думаете, нам нужны деньги, всякие эти ваши писнесы? – зачем-то ударила она на «ваши» и зачем-то неправильно произнесла «бизнесы». – Ошибаетесь, Лев Павлович! Мы хотим служить нашей великой сибирской земле, смотреть издали или сблизи на Байкал и молиться за его благополучие. – Помолчав, промолвила обессиленно, выдохом, как после долгого бега: – Не продадим! Уезжайте!

– Да вы загнётесь здесь, и, уверен, уже в скором времени, – угрюмо и грубо сорвалось у Льва.

– На своей земле загнёмся! – тоненько и плаксиво вскрикнул молчавший и очевидно дувшийся старик Сколский, квёлый, но рослый, с благообразной гривастой сединой. Лев заметил слезинку в его морщинистом, издряблом окологлазье.

«Дети, совсем ещё дети они оба, – ласково подумал Лев. Но уточнил жёстко, зачем-то даже стискивая зубы: – Прекрасные дети прекрасной, но сгинувшей эпохи. Как вы великолепны и жалки, как вы умны и глупы, как вы сильны и бессильны, как вы одиноки и одновременно устремлены к людям!» Льву было жалко стариков, но он уже не мог отступить: его всего зажигало устремление быстрее укрыть от людей Марию, спасти, уберечь её. Никакие затраты и препятствия уже не могли остановить его, застопорить. Останется он нищим, разорится – что ж! но рядом с ним будет его Мария, его судьба.

Уламывая упрямцев Сколских, Лев деликатно, но настойчиво напоминал им о их летах, о том, что им необходимо выручить сыновей, особенно семью Сергея; он не скрыл, что знаком с братьями, и намекнул, что те подлецы и могут в обход родителей продать усадьбу. Наконец, Лев искусил уже примолкнувших, вот-вот готовых сдаться стариков огромной, просто сказочной суммой денег.