Ранди вскрикнула, когда священная
Алая капля сорвалась с руки Императрицы, упала в бассейн, еще одна, еще, кровь потекла тоненькой струйкой.
– Прими жертву, Господь Ушедший, прими руду рабы твоей Рандиры в обмен на защиту всех
Шепот Лорейны метался между водой и звездами, отражаясь снова и снова, искажаясь до невнятного шороха, похожего на шелест капель. Рандира чувствовала, что теряет сознание, но Лори цепко держала ее, и сила хрупкой на вид девушки пугала больше сказанных слов. Дочь звездочета приникла губами к кровоточащей ране подруги, запирая ее, потом выпрямилась и снова занесла жертвенный нож. Ранди приготовилась к смерти, но Лори вдруг улыбнулась:
– Не трусь, государыня, – сказала она, резким жестом рассекая свое запястье. – Я ведь говорила: полгода в Венниссе прошли не зря. Вот вира моя за твой страх и рану!
Императрицу опять замутило при виде набрякшего алым пореза, Лоренс фыркнула и подставила под запястье возникшую из воздуха братину. Кровь полилась в сосуд, пенясь и пузырясь. Когда ее накопилось достаточно, девушка жестко провела рукоятью кинжала по ране, и та затворилась. Чаша тотчас оказалась у лица Рандиры.
– Пей! – приказала Лоренс. Ранди отшатнулась, но приняла подношение, против воли поднося к губам: – Пей во имя обычаев Инь-Чианя, сестра!
Услышав заветное слово, Рандира облегченно вздохнула: обряд братания свято чтили в Суровом крае. Императрица улыбнулась посестре и покорно выпила содержимое чаши до дна, до трех последних капель, доставшихся воде и отражению звезд Инь-Чианя.
– Очищение кровью, – пояснила Лоренс. – Вот теперь мы можем расслабиться и спокойно встретить рассвет. Да и дальше все окажется проще.
Рандира медленно сползла с камня в стылую воду. Лоренс отметила, что упала подруга прямо в объятья небесного Рыцаря, отразившегося в этот миг в купели. Она чувствовала себя прескверно, пр
Наутро полуживых от усталости девушек с торжественными песнопениями вывели из шатра и проводили в опочивальню. Еще день они должны были поститься и дрейфовать между сном и молитвой, а на рассвете следующего дня Рандире надлежало получить благословение Господне в центральном Храме Империи.
На молебен Эрей не пошел. Во-первых, делать ему, по мнению придворных и духовенства, в Храме было нечего, во-вторых, не жаловал он показательные церемонии Братства.
Как темный, он верил в таинство обряда, в особую Силу слов, что как никто умели складывать монахи, в очищение беседой верил истово, но центральный Храм, сотни приглашенных, роскошные мантии и нарочито грубое платье государыни – все это нагоняло лишь тоску. Тайна исчезала, оставалось балаганное действо, и хотя артисты были подобраны, роли разучены, а пьеса отшлифована веками, маг предпочел бы настоящий балаган на ярмарочной площади, с вечно пьяным Глумцом и его плоскими шутками в адрес толпы.
Поразмыслив, Эрей, щит Императора, решил отдохнуть. В Храм отправился Викард, церемонией командовал Истерро, и кроме них в Столицу понаехало так много именитых Братьев, что защита мага ничего, по сути, не меняла. Нужно было страдать особого рода манией, чтобы напасть на Рандиру в присутствии высших чинов Братства, готовых отразить любой удар. Насколько маг знал своего противника, тот редко лез на рожон, не просчитав ходы грядущей партии. За сорок лет Эрей, всегда играющий от защиты, научился считать варианты вперед и стал виртуозом доски, – он, рыцарь, презиравший шахматы как забаву изнеженных трусов! А сейчас он считал, складывал в копилку подозрения, ощущения, лепил модели грядущего. Он знал наверняка: сегодня удара не будет. Завтра. Гостей нужно ждать завтра. А пока можно расслабиться.