Рудобельская республика

Примерно за полверсты впереди повозки шел по лесу Максим Ус с наганом и гранатой, а через придорожные кусты продирались и наблюдали за всем Ничипор Звонкович и Левон Одинец.

…На другой день волостной староста попросил дочку панского винокура Лизу, чтоб та сходила с ним к немецкому коменданту и перевела ему просьбу крестьян.

На большом дворе дымилась походная кухня, а возле нее стояли в очереди солдаты с медными котелками. Повар в давно не стиранном колпаке черпал из котла и разливал в котелки густой рисовый суп. На скамейке, сделанной из доски и двух кирпичей, стояли прямоугольные жестянки с галетами. Каждый брал блестящий коробок и с полным котелком отходил в тень лип. На крыльце в расстегнутом мундире стоял комендант и наблюдал, как подкрепляется его войско. Заметив, что молоденькая стройная девушка в длинной юбке, белой кофточке и соломенной шляпке с каким-то мужчиной идет к нему, комендант поспешно застегнулся на все пуговицы, надвинул на лоб лакированную каску с двумя козырьками и принял важный вид.

Михаил Звонкович отвесил низкий поклон. Лиза только кивнула красивой головкой и что-то залопотала по-немецки.

— Объясни ему, что мужики хотят организовать кооперацию, возить из Бобруйска мыло, керосин, соль, сделать тут хоть маленькую лавку и придавать все и просят у пана коменданта разрешения.

Комендант выслушал то, что перевела ему Лиза. Рыжие усы зашевелились, как у таракана, заходили густые брови, такие же рыжие, как усы. Он заговорил зло.

— Господин комендант говорит, что крестьяне должны сдавать армии кайзера Вильгельма хлеб, сало, масло, мед, полотно. А староста обязан выделить подводы и доложить господину коменданту, у кого что можно взять.

— Подводы найти нетрудно, а хлеба да сала лет на десять припасено на хуторах у Перегудов, Ермолицких да Винярских. Что ж? Можно и показать, где они прячут добро. А мужики давно на бесхлебице сидят. Откуда у них тот хлеб или сало?

Лиза никак не могла перевести слово «бесхлебица» и даже покраснела.

— Списки, у кого есть хлеб, я дам. А как насчет кооперации, спроси у него.

Комендант еще немного поупирался, но Михаил упросил его. Может, тут и Лиза помогла своими лукавыми серыми глазами и румяными щечками с золотистым пушком возле ушей. Комендант сказал, что на первое собрание пайщиков придет сам вместе с переводчицей.

И действительно, пришел. В школе за узенькими партами и прямо на полу сидели бородатые и среднего возраста мужики, особняком возле печи стояли человек двадцать баб и молодиц. Половинка солнца выглядывала из-за леса и заливала комнату красным отблеском. По улице в туче рыжей пыли тащилось с поля стадо. Слышно было, как щелкает кнутом и клянет лысух и рогуль пастух.

Комендант пригнулся в низких дверях, чтобы не сбить шишак на блестящей каске, стряхнул с мундира пыль и пошел к столу. Следом за ним прибежала Лиза. Бабы искоса посмотрели на нее. «Одна кровь играет в них. Видишь, как выслуживается», — шепнула Микодымиха Параске.

Комендант сел за стол и поманил пальцем волостного старосту. Михаил встал рядом и как-то стеснительно заговорил:

— Граждане и все вобчество, мужчины и бабы, сидим мы при лучине и сами закоптились, как головешки. Керосина нет. И соли, чтоб присолить какое варево, нигде и щепотки не найдешь. Как пахнет мыло, уже бабы забыли.

Видно, Лиза очень точно переводила речь старосты, потому что комендант посмеивался и кивал головой.

— Если же мы сорганизуем кооперацию, соберем паи, выберем лавочника, казначея и всю управу, можно будет то-се привозить из Бобруйска.

— Хоть бы трохи тряпье отмыть да вшей на детях вывести.

— Ботвинью нечем присолить, — заговорили хозяйки.

С последней парты поднялся высокий белявый Прокоп Молокович. Крестьяне переглянулись, зашептали:

— Ишь ты его! И не боится.

— А чего ему бояться? Он же не конокрад какой.

— Пусть нечисть эта нас боится, а мы у себя дома. Вот так!

— Стихните вы! — цыкнула на них Параска.

Прокоп говорил спокойно и рассудительно:

— Што кооперация нам нужна, каждому ясно. Так чтоб попусту не говорить, выберем правление, казначея, продавца. Соберем паи, и пускай едут в Бобруйск. Я думаю, что лучшего казначея, чем Микодым Гошка, нам не найти, а продавцом пускай бы был хоть Тимох Володько. Хлопец он молодой, шустрый. Одним словом, подходит. Ну и Степан Жинко, как грамотнейший, над ними — за старшого. Как вы думаете?

— Думаем так, как и ты! — с другого конца выкрикнул Левон Одинец.

А Лиза, сидя возле усатого немца, все щебечет ему на ухо, все пересказывает, что кто говорит.

Поднялся длинный как жердь Аверков Каленик. Серые волосы свисали аж за воротник магазинного пиджака. С детства он подавал кадило попу и сам собирался пойти в божьи слуги. Когда закрутила всех война да революция, обозлился на весь свет, притаился на отцовском хуторе. По воскресеньям и престольным праздникам пел на клиросе, а иногда, когда не было дьяка, читал «Апостола». А теперь сдурел, что ли? Выскочил, что тот Пилип из конопель, да как ляпнет: