Рудобельская республика

— Пускай паненка перескажет господину коменданту, что тут собрались одни бунтовщики и ревкомщики: и Прокоп, и Левон Одинец, и Параска, и тот же хваленый Микодым. Хватайте их и вяжите!

У всех аж дух заняло от неожиданности. Лиза побледнела, оглянулась по сторонам. Комендант спросил:

— Was sagt dieser Bauer?[21]

Девушка насупила брови, будто подбирала нужное слово, потом улыбнулась и перевела:

— Er sagt Produktionsgenossenschaft das ist gut[22].

Никто не понял, что она сказала. Все со страхом ждали, что будет делать комендант. А он закивал блестящей каской, зашевелил жесткими рыжими усами и через желтую лошадиную челюсть процедил единственное понятное слово:

— Gut! Sehr gut![23]

Кто-то так тряхнул Каленика за пиджак, что он аж язык прикусил. Несколько голосов прошипело: «Иуда, христопродавец!» И все смолкли, будто ничего и не произошло.

Как и предлагал Прокоп, в кооперацию выбрали Тимоха Володько, Микодыма Гошку и Степана Жинко. В бывшей монопольке решили открыть магазин. Комендант разрешил раз в неделю собирать правление и каждый месяц — собрания пайщиков, выписал пропуск для поездок в Бобруйск за товарами.

Рудобельская кооперация развернула свою работу на второй же день. Молодой, маленький, как узелок, и очень расторопный Тимох Володько только недавно вернулся из какого-то далекого солдатского госпиталя и теперь, изголодавшийся по работе, прибивал полки в лавке, собирал по хатам мешки под соль, записывал, что кому привезти. Микодым ходил из двора во двор и собирал паи, чтоб было, как говорил он, за что руки зацепить.

За товарами для кооперации мужчины ездили по очереди. Делали это очень охотно. С пропуском рудобельской комендатуры их нигде не задерживал патруль. Володько даже разрешили брать с собой карабин, чтоб отбиваться, если вдруг нападут «бандиты».

В Бобруйске Володько заезжал на склад, отнятый ревкомовцами у купца первой гильдии в самом начале революции. Хозяин куда-то сбежал, а складом так и заведовал большевик Лиакумович, в свое время назначенный руководителем продотдела. Склад стоял на Березинском форштадте, вдали от людских глаз. Бобруйчане забыли, а немцы и не слышали о его существовании. Густав Шульц выдал Лиакумовичу бумагу с печатями городской управы, которая свидетельствовала, что склад принадлежит товариществу сельских кооперативов. Это утверждала и вывеска, старательно размалеванная заведующим. Лиакумович, человек интеллигентного вида, с пышными, ухоженными усами, в белых манжетах и воротничке, сидел в маленькой кладовке и выписывал товары, а на складе ворочали ящики Борис Найман и Шолом Агал. Под мыло они закладывали мешочки с порохом, пироксилиновые шашки, обоймы патронов, упаковывали пачки газет, которые привозил из Орши Котлович, листовки, отпечатанные в Бобруйске, и номера «Rote Fahne».

Кроме всего этого Володько начал привозить из Бобруйска карабины, наганы и гранаты. Охранной грамотой у него был пропуск рудобельского коменданта.

Обычно, когда прибывали новые товары, собиралось «расширенное правление кооперации». Приходили Соловей, Левков, Молокович и Одинец. Будто бы невзначай заходили командиры партизанских отрядов — Максим Ус, Ничипор Звонкович, Анупрей Драпеза. Здесь и проводились заседания ревкома и партячейки, держали совет командиры отрядов, раздавались листовки и газеты. А если вдруг заглядывал немецкий патруль Степан Жинко показывал комендантову грамоту — разрешение раз в неделю созывать правление кооперации. Иногда солдат угощали шнапсом с панской винокурни и солеными огурцами.

Соловей немного умел говорить по-немецки и втолковывал солдатам, что их облапошил кайзер, что они не должны воевать против таких же, как они, крестьян, что им надо быстрее возвращаться домой, расправляться с Вильгельмом и брать власть в свои руки. Солдаты задумывались — и правда, каждому хотелось домой. Они жадно набрасывались на листовки, которые находили в своих карманах, читали в газете статьи Карла Либкнехта и вдохновенные речи Розы Люксембург.

В казарме тоненькие листики на родном языке переходили из рук в руки, их прятали в тюфяках и подушках, ими делились с товарищами, как весточками из дому.

Комендант никак не мог дознаться, кто приносит в казармы эту «коммунистическую заразу». Он яростно рвал на мелкие клочки листовки и газеты, топал ногами, рассекал воздух взмахами коротенького стека и кричал:

— Даже куры не боятся их угроз! А солдаты кайзера были всегда верны присяге и отчизне.

Комендант посылал в деревни и хутора отряды солдат. Они выгребали из сусеков и кадушек жито, стаскивали с чердаков окорока и волокли на повозки.

Голосили бабы, умоляли хоть на затирку оставить муки, пожалеть детей. А солдаты будто и не слышали их.

Барон Врангель убеждал коменданта, что обоз надо завернуть в его двор и ссыпать все в господские амбары: ведь это его добро, украденное мужиками и бандитами. А комендант выполнял приказ своего командования — собирал контрибуцию натурой. На каждую подводу он посадил по солдату и отправил первый обоз в Ратмировичи.