Рудобельская республика

12

«Всем, всем, всем. 2-я Тульская бригада в Гомеле подняла контрреволюционный мятеж. Силы ревкома крайне ограничены. Немедленно высылайте вооруженные части на подавление мятежа.

Председатель ревкома — К о м и с с а р о в.

Председатель ЧК — Л а н г е».

Читали и перечитывали тревожную телеграмму Ревинский, Серебряков и Молокович. Каждый надеялся найти между строк хоть какие-нибудь подробности: кто и когда поднял мятеж, что за силы у мятежников? Пытались связаться с Гомелем, но каждый раз телеграфистка отвечала: «Связи нет».

Наконец позвонили из Могилева. Говорил председатель губисполкома Сурта. Его голос заглушали гул и свист, голос его пропадал, то пробивался вновь и взволнованно требовал: «Немедленно отправляйте самые надежные части в Гомель! Самые надежные, слышите?! Из Могилева выехала школа курсантов. Действовать необходимо быстро и энергично». Затрещало и загудело, словно в трубку ворвался ветер, что раскачивал за окном черные ветви старого тополя, шаркал по окнам крупными каплями дождя и мокрым снегом.

Город спал, укутанный сырым мраком промозглой мартовской ночи. По улице время от времени проходили патрули, чавкая сапогами по разбитой снежной каше.

В мокрой шинели и заляпанных до колен сапогах в ревком стремительно вошел командир 2-го караульного батальона Александр Соловей. Его озябшее на ветру лицо было мокрым от дождя, а на бровях дрожали мелкие капли.

Ревинский нервно вертел ручку настенного телефона и требовал начальника железнодорожной ЧК.

— Алло! Алло! — кричал он. — Сейчас же от имени ревкома прикажите начальнику станции снарядить эшелон в Гомель. Да, в Гомель! Вагонов десять — двенадцать. Меньше нельзя! И подберите добровольцев среди своих людей для борьбы с бандитами. Уже знаете? Получили телеграмму? А больше ничего не известно? С рассветом эшелон должен отправиться. — Он заметил Соловья, кивнул ему и протянул руку. — До Жлобина путь должен быть свободен. Ревком поручает это вам.

В комнате уже были начальник городской ЧК Найман, начальник милиции Сенкевич и члены ревкома.

— Вот и командир отряда есть, — заметив Соловья, сказал Серебряков и протянул ему телеграмму из Гомеля. Тот пробежал ее глазами и хотел что-то спросить. — Больше ничего не знаем. Какие силы у мятежников, кто их возглавил, что происходит в городе — пока установить не удалось. Связи нет. Отберите человек двести пятьдесят самых надежных бойцов. К вам присоединятся добровольцы из городской и железнодорожной ЧК, милиции и первого батальона. Товарищ Молокович отбывает вместе с вами и возглавит Жлобинский боевой участок. Туда уже направились курсанты Могилевской школы красных командиров.

— Берите самых сознательных и надежных красноармейцев, потому что контрреволюционные златоусты и краснобаи не скупятся на обещания, выдвигают самые привлекательные лозунги, только бы перетащить на свою сторону неустойчивые элементы, — объяснял Ревинский. — От Овруча на Мозырь пробуют прорваться петлюровцы. Их должны были задержать бойцы Тульской бригады, но они почему-то очутились в Гомеле и подняли мятеж. Ни в коем случае нельзя открыть дорогу петлюровским бандам на Гомель. Здесь каждый час решает. Готовьте бойцов и оружие. Чем скорее, тем лучше.

Соловей внимательно слушал председателя уездного ревкома и мысленно прикидывал, кого взять из своего батальона. Люди у него были разные: и латыши, и венгры, несколько немцев, были и поляки, а больше свои, местные, и рудобельских немало — Анупрей Драпеза, Демьян Пархимович, Тит Толстик, Фома Коберник. На них как на самого себя можно положиться.

К Соловью подошел Молокович:

— Поднимай, Александр, своих. Захватите побольше патронов, гранаты, пулемет и на первое время харчи. А я на станцию приведу тебе подкрепление. Доберемся на место, там ясно будет, что делать.

— Ну, я пошел.

Соловей повернулся через левое плечо и еле удержался, чтобы не козырнуть, стукнул стоптанными каблуками разбитых сапог и исчез за дверью.

В вагоны грузились на рассвете. Под утро мокрый снег прихватило, он посерел от сажи. На откосах чернели проталины, из-под ноздреватого снега виднелись прошлогодние будяки, небо было темно-лиловое и холодное. На путях стояли разбитые товарные вагоны с облезшими немецкими надписями. В голове эшелона сипел и попыхивал присадистый паровозик с длинной, как голенище, трубой. Из нее валил густой белесый дым, — дрова, наверное, были сырые, и это беспокоило Соловья.

— Сколько мы будем, брат Прокоп, на такой кляче тащиться до Гомеля? — спросил он у Молоковича.

— В Жлобине сменим паровоз. Ты дай кочегару в помощь пару хлопцев. Пусть шуруют и смотрят, чтобы машинист живей поворачивался.

Командиры погрузились последними. Паровоз сипло загудел, зачихал, поднатужился, заскрипели старые, разболтанные телятники и медленно покатились по рельсам мимо Телуши, Красного Берега и Малевичей.