Рудольф Нуреев. Жизнь

Марго, которая раньше не производила особого впечатления в «Сильфиде», уверяла, что Рудольф открыл ей глаза на этот балет. Она начала подстраивать свои прыжки так, чтобы приземляться в унисон с ним. Кроме того, он научил ее плавным и замедленным переходам – одному из основных принципов метода Вагановой. Она выполняла все, что он ей показывал, и вместе они стали одним целым, одним движением, их позы были естественным продолжением друг друга; даже кончики пальцев одновременно отмечали конструкцию каждой фразы. За такой видимостью естественной симметрии стояло много обсуждений и проб, но сама Марго заметила, что, когда они танцуют вместе, происходит «нечто совершенно особенное», нечто, над достижением чего они не работали сознательно. «Странно… и все же на фотографиях видно, что головы наклонены точно под одним углом, в идеальной геометрической связи друг с другом».

Хотя «Сильфида» относится к тому же романтическому стилистическому периоду, что и «Жизель», в ней нет совместной страсти предыдущего балета; есть минуты эйфории, порожденные чистой радостью от движения, но общее настроение балета элегическое и безличное. Полным контрастом служил вихрь эмоций, который происходил в студии, когда Рудольф и Марго приступили к работе с Фредериком Аштоном над «Маргаритой и Арманом», балетом, который он создал специально для звездной пары. Хореограф давно хотел адаптировать для Марго «Даму с камелиями» Александра Дюма-сына после того, как в 1961 г. увидел Вивьен Ли в английской постановке пьесы. Марго казалась Аштону олицетворением Маргариты Готье, от созвучия имен до того, как каждая из них объединяла в себе противоположные качества: большую искушенность и большую простоту. Но существующую партитуру Аштон счел слишком длинной и сложной, а больше ничего не подходило. Поэтому на какое-то время он забросил свой план. И вдруг как-то вечером весной 1962 г. он услышал по радио фортепианную сонату Листа си минор и представил себе весь балет, построенный «по кругу», вслед за музыкой. Простая же форма сонаты подсказала ему, как ускорить действие и вести повествование в ретроспективе, «сводимой на нет».

Вдобавок к тому времени Рудольф, по выражению Марго, «сломя голову ворвался в наш мир». В шедевре Листа содержались все крайности характера самого танцовщика: его демоническая сила, энергия, склонность к насилию в сочетании с душераздирающими лиризмом и нежностью. Сам Рудольф казался почти олицетворением Листа, чья романтическая красота и обаяние исполнителя вызывали такое же обожание, обожествление среди зрителей и слушателей сто лет назад. Вот почему, например, в фильме Кена Рассела 1975 г. «Листомания» в главной роли снялся рок-певец (Роджер Долтри). Сходство поражало – от бродячей жизни до общей любви к Байрону и Баху – и даже их любовь к экзотической Турции. Рассказы очевидцев о двух артистах иногда можно поменять местами, «божественная душа», которая сияет на лице Листа за фортепиано, предвосхищает описание Рудольфа, сделанное одной поклонницей: «Он преображался, когда танцевал. Никогда я не видела такой неземной красоты. Он казался ненастоящим; не из нашего мира – как архангел».

Окончательный выбор Аштон сделал, узнав, что у прообраза Маргариты, Мари Дюплесси, самой известной молодой куртизанки в Париже, был роман с композитором. Прочитав об их кратком, но бурном романе, Аштон невольно задумался, не могли ли воспоминания о Мариэтте, как Лист называл Дюплесси, вдохновить его на написание сонаты. «Возможно, ничего подобного не было или было совсем не так. Но, видите ли, так могло случиться».

Конечно, Рудольф, создавая образ Армана, черпал вдохновение в личности Листа и его музыке. Персонаж, как он признался, «уже сидел во мне». И Марго ощутила странную связь с «настоящей» Маргаритой, с длинными черными волосами и хрупкими плечами балерины. В любовных дуэтах она забывалась, как никогда раньше, и ее бесшабашная смелость изумляла даже Рудольфа. «Марго бросается – Бог знает куда, – и я вынужден бороться».