Рудольф Нуреев. Жизнь

«Там я случайно встретил одного очень красивого юношу, и, когда Рудольф подошел, он дал понять, что не против встретиться с ним, поэтому я их познакомил. Рудольф очень обрадовался. «Ты просто чудо!» – воскликнул он и поцеловал меня в губы, раздвинув их языком. Он поступил так для смеха, но для меня все кончилось очень плохо, потому что через несколько дней у меня проявился какой-то ужасный вирус. Два месяца у меня все болело, поднималась температура, и никто из врачей не понимал, в чем дело. По-моему, Рудольф чем-то меня заразил; он тогда много чего делал тайно. Многие мои знакомые заразились СПИДом в «Ловушке».

В Институте Верна, клинике, которая в основном занималась гомосексуалами, появлялось все больше пациентов с симптомами новой болезни. «Все началось с одного, двух, потом их стало десять, двадцать… И очень быстро мы поняли, что скоро будем захвачены этим». Молодой врач, наблюдавший Рудольфа, Мишель Канеси, работал в клинике на полставки и понимал, что он, как и все сотрудники, находятся на линии фронта. Он поддерживал почти ежедневную связь с коллегой из больницы Клода Бернара, кто, один из очень немногих представителей их профессии, всерьез воспринял la prétendue maladie d’homos («так называемую болезнь гомосексуалов»). В июне 1981 г. Вилли Розенбаум, 33-летний специалист по инфекционным и тропическим болезням, осматривал пациента, корабельного стюарда, у которого наблюдалась редкая форма пневмонии. Врач только что прочел еженедельную сводку (которая стала знаменитой) Центра по контролю над заболеваниями Атланты о пяти молодых гомосексуалистах, у которых наблюдалась та же форма пневмоцистной пневмонии. Так как за прошедший год появилось больше сведений, он убедился в том, что СПИД уже появился во Франции. Так как в 1982 г. пациентов с соответствующими симптомами было всего несколько десятков, болезнь еще считалась маргинальной, и Розенбауму приходилось постоянно бороться с недоверием и инерцией своих коллег. Кроме того, существовало известное предубеждение против частого присутствия гомосексуалов в больнице Клода Бернара. Розенбауму удалось найти новое место в больнице Ля Питье-Сальпетриер; он и еще несколько врачей, мысливших сходно, образовали небольшую группу с целью совместной работы и выделения фактора, ответственного за СПИД (синдром приобретенного иммунодефицита), по мере того, как он распространялся во Франции.

Однажды вечером в начале февраля 1983 г. Канеси ужинал с Розенбаумом и еще одним дерматологом из Института Верна. «Вилли рассказал, что в тот день ему позвонил по телефону Люк Монтанье из Института Пастера. Ранее Вилли посылал ему на анализ образец лимфоузла одного из своих пациентов, и Монтанье сообщил, что он, как ему кажется, обнаружил кое-что новое». Специалист по ретровирусам человека, Монтанье начал подозревать, что вирус СПИДа существует не только в крови, но и в лимфоузлах. Его предположение подтвердила биопсия, сделанная Розенбаумом (взятая у молодого гомосексуала-мужчины). «Кое-что случилось, – сказал ему Монтанье. – Мы идентифицировали активность ретро-вируса. Нам нужно поговорить». Они начали работать вместе, и через четыре месяца Розенбаум прислал еще один образец молодого гея, известного под инициалами LAI. Лимфоузел пациента был атакован клетками саркомы Капоши; после выращивания вирус очень быстро размножался. «Он прославится, ведь этот штамм будут использовать по всему миру». К концу 1983 г. стало ясно, что ретро-вирус человека, который Монтанье окрестил ЛАВ («вирус, ассоциированный с лимфаденопатией»), является причиной СПИДа. Позднее вирус получил известность как ВИЧ («вирус иммунодефицита человека»).

Вскоре после этого, в начале 1984 г., Мишель Канеси послал Рудольфа на консультацию к Розенбауму. Хотя тогда оставался еще год до того, как анализ получил промышленное распространение, в Институте Пастера вырастили прототип из лимфоцитов

LAI, который обнаруживал присутствие антител, характерных для пациентов с ВИЧ. Взяв псевдоним «Мистер Поттс» (фамилия Уоллеса) и поручив Мари-Сюзанн Суби задачу везти его в больницу Сальпетриер, Рудольф провел первую консультацию с Розенбаумом. Живой человек с каштановыми кудрявыми волосами, в очках в проволочной оправе, Вилли Розенбаум считает, что «врачебная тайна» превыше всего, и потому отказывается обсуждать свое знакомство с Рудольфом, но в мемуарах, которые он написал о своих изысканиях[174], перед читателями предстает человек не только страстно преданный своему призванию, но и исключительно беспристрастный. Мари-Сюзанн вспоминает его настойчивость во время той первой консультации; он внушал ей необходимость соблюдения полной тайны. «Он сказал: «Это может оказаться очень серьезным; вы ему поможете?» Но я уже знала, что Рудольфу нужен такой человек, который скорее умрет, чем что-нибудь скажет».