Последнее письмо Эрика Рудольфу оказалось пророческим. Написанное 10 января, когда он понятия не имел о своей роковой болезни, Эрик рассказывал, что накануне умерла Люсия Чейз, директор «Американского театра балета», а двумя днями ранее в автокатастрофе погиб молодой дирижер «Национального балета». «Смерть, – писал Эрик, – приводит в замешательство и огорчает, но иногда мы должны ее принять». Однако для Рудольфа такие слова были ересью. Он отказывался верить, что умрет от СПИДа. Он не только был убежден, что вовремя откроют нужное лекарство и помогут ему. «Сифилис же вылечили», – говорил он Роберту Трейси, но болезнь, как травма, была состоянием, которое, как ему казалось, он способен преодолеть, как ему удалось преодолеть все остальные препятствия в жизни. Вспоминая, как его положили в больницу в Ленинграде из-за разрыва связки, Рудольф сказал: «Яростное желание победить травму родилось во мне, решимость не дать судьбе одолеть меня». Зато Эрик, узнав, что у него рак, не выказывал желания бороться, а, как сказал Леннарт, «вошел в процесс умирания со всей своей психической мощью». «Он покинул нас с ошеломляющей скоростью, – вторит ему Валери Уайлдер. – Он всегда говорил, что уйдет быстро, и он как будто приказал себе именно так и поступить».
Разница между двумя танцовщиками была заметна до самой могилы. Резким контрастом с пышными государственными похоронами Рудольфа, которые последовали семь лет спустя, Эрик попросил, чтобы его кремировали без всякой службы. 20 апреля менее дюжины людей, в том числе его сестра, адвокат, экономка и несколько близких друзей, собрались на полчаса на кладбище при церкви Мариебьерг в Люнгбю, в окрестностях Копенгагена. Они пришли почтить последнюю волю великого танцовщика: чтобы урну с его прахом поместили в могилу неизвестных.
Тем временем в Париже продолжалась компания, имевшая своей целью сместить Рудольфа с поста директора. С Бежаром объединился Ролан Пети. «Все та же старая история», – улыбается Шоплен. Два раздосадованных хореографа пытались притвориться: «Это мы должны руководить Парижской оперой». В Figaro за 5 мая появилось совместное письмо, в котором излагались предложения с целью «снова поставить на рельсы» национальную балетную труппу Франции. Хотя имени Рудольфа не называлось, его критиковали за ретроспективный подход к репертуару – описав классические произведения Петипа «произведениями, которые давным-давно создали другие труппы», – и порицали решение поставить во главе крупного учреждения танцовщика-звезду. «Мы требуем провести референдум, прекратить звездную систему личностей, из-за которой во главе компании появляются совершенно не пригодные для этого люди».
Через десять с лишним лет в своей короткой книге Temps liés avec Noureev Пети сурово осуждает себя за то, что допустил, чтобы «один известный хореограф» убедил его подписать «это предательское, безвкусное послание». И все же в интервью Жерару Маннони, которое появилось за две недели до статьи в Figaro, хореограф сам разразился ничем не спровоцированной гневной речью, направленной против Рудольфа.
«Балетной труппе Оперы не нужно ждать, пока г-н Нуреев объяснит, как нужно танцевать. Нам не нужен этот господин, ни на уровне школы, которую восхитительно ведет мадам Бесси, ни на уровне кордебалета. Не думаю, что Морис Бежар хочет сам руководить Парижской оперой. Я тоже не хочу, но мы наверняка способны работать там в полном согласии с администрацией, которая за нас и за танцовщиков… Я не пойду в Оперу, пока там находятся г-н Нуреев и его администрация… Не хочу зависеть от директора, который дает пощечину профессору, оскорбляет хореографа, обзывает апрельским дураком другого хореографа, сделавшего заранее согласованное заявление».
В своих мемуарах Пети признается, что несколько раз отказывал министру культуры Игорю Эйснеру, который пытался примирить двух поссорившихся друзей. «Я только ждал знака от чудовища для примирения, на который я надеялся». И он его получил. «Мой милый Ролан, – написал Рудольф в декабре 1985 г. – Давай забудем прошлое. Опера должна заново ставить твои произведения или заказывать тебе новые. Давай поговорим об этом как можно скорее». В том же месяце с хореографом встретился Андре Ларке; Рудольф заранее предупредил его, что они должны заказывать у Пети только то, что идет с бесспорным успехом, и «избегать вещей вроде «Кота в сапогах». Хотя они не могли достичь соглашения, администрация не сомневалась, «что лишь вопрос времени, когда Пети придет в себя» (на это ушло ровно три года: в ноябре 1988 г. возобновили «Собор Парижской Богоматери»).