Рудольф Нуреев. Жизнь

Париж, 10 января 1990 г. «Рудольф уходит, – пишет Марио Буа в дневнике. – Девять месяцев переговоров – и все напрасно». Но дело еще не было закончено. Пьер Берже предлагал Рудольфу пост главного хореографа; он получал возможность ставить один новый балет в год и одну восстановленную постановку. Требовалась их встреча. «Только если Нуреев придет ко мне в кабинет». – «Только если Берже придет ко мне», но, поскольку ни один не собирался уступать, ничего не могло быть решено. Потом Рудольф узнал, что его сменит Патрик Дюпон, звезда, который льстил зрителям и в свое время обвинял его в халатности. С 1988 г. Дюпон возглавлял «Балет Нанси». Тем не менее Рудольф считал назначение Дюпона в Оперу пародией, которая угрожает уничтожить все, чего ему удалось достичь. «Он очень милый мальчик. Он очарователен за ужином. Но он не знает классического танца». Однако Берже, который из чувства противоречия назначил вместо Даниэля Баренбойма не такого известного Чон Мён Хуна, хотел, чтобы директор балетной труппы был таким же сговорчивым. «Дюпон станет его дрессированным пуделем». 11 февраля в Сан-Франциско состоялось последнее представление мюзикла «Король и я». Шоу закрывалось из-за едких отзывов и минимальных кассовых сборах. Все, кто видел мюзикл в последнее время, например Дэвид Ричардсон, заместитель художественного директора «Американского театра балета», совершенно не были удивлены. «Я понимал, что Рудольф не относится к мюзиклу с уважением. Он выходил из отеля, когда поднимали занавес, и отрабатывал роль. Исполнение было отвратительным, и, когда мы потом встретились в баре у Жаннет[200], мне удалось как-то обойти это молчанием, но он хотел услышать больше. Мне стало больно, когда я понял, как он ждет одобрения». Верная себе, Джейн Херманн выразилась прямее: «Я сказала ему, что все было ужасно, – так оно и было. Он даже не знал своих реплик». Но это только обострило враждебность Рудольфа по отношению к Джейн, теперь художественному директору АТБ, занявшей пост, который, как он считал, должен был достаться ему; в том, что он не получил пост, он обвинял ее. «Ей духа не хватало, чтобы напрямую поговорить со мной о труппе». Они сидели в ресторане, когда Рудольф, который слишком много пил, принялся нецензурно ругать ее. Она вспоминает тот случай как «ужасную ночь, когда он обзывал меня «еврейской п…». «Горлински предупреждал, чтобы я не принимала Рудольфа слишком близко к сердцу. «Он совершенно не знает жалости», – сказал Шандор и был прав. Он губит твою жизнь, но это потому, что я ему позволила. Мне следовало высвободиться, не подставляться. Но я в самом деле любила Рудольфа».

В ту же ночь, как выяснила Джейн позже, Рудольф узнал, что наследники Хаммерстейна отозвали права на мюзикл «Король и я». И все же она решила, что в тот раз он зашел слишком далеко. «Рядом с Рудольфом не было никого, кто сказал бы: «Что ты делаешь? По отношению к единственной покровительнице, которая доказала тебе свою преданность». Более того, Армен Бали именно так и сказала, когда позже они остались одни, как вспоминает Рудольф: «Она разбирается в делах, а тебя она обожает». Правда, в конце Армен перешла на его сторону, сказав: «Она вдруг оборачивается против него, потому что он ее обругал. Вот чего он не мог понять: почему некоторые настолько чувствительны».

Однако она сама обиделась, когда, приехав в Сан-Франциско, Рудольф предпочел остановиться не у нее, как всегда, а у Жаннет. «Мама не знала, что он болен, и я сказала, что все потому, что у меня есть видеомагнитофон, и он ночью может смотреть свои фильмы. Раньше он стоял голый в ванне, а она мылила ему спину, и они вслух читали Пушкина, но теперь он не хотел, чтобы она видела его таким». Как-то утром, меняя постельное белье, Жаннет заметила под кроватью много рассыпанных таблеток. «Он швырял их туда». Она позвонила Мишелю Канеси, который умолял ее проследить за тем, чтобы он принимал лекарство. «И я стояла над ним, пока он не глотал таблетку. Но ему трудно было глотать. Они были огромные, как лошадиные (позже гей-активисты предположили, что Рудольф не всегда принимал предписанные дозы, «руководствуясь здоровым инстинктом». «Как и десятки тысяч других», – писал Джон Лауритсен, – Нуреева отравили АЗТ»).