Руины веры

Когда долго находишься в одиночестве, очень хочется кому-то довериться. Но чем дольше это одиночество, тем меньше веры людям.

— Ты так на меня смотришь, будто решаешь, прирежу я тебя сейчас или чуть позже, — усмехается Кесседи, но глаза серьезные.

Теперь у меня все на лице написано. Черт.

— Позже? — неудачно шучу.

— Как заслужишь, — кажется, разозлился. И вдруг вопрос: — Не веришь?

Понимаю, вопрос не относится к предыдущей фразе.

— Не верю, — отвечаю серьезно и искренне. Знал бы ты, как хочу верить, но не верю. — Я никому не верю. Разве ты — нет?

— Ну, — пауза, — я предпочитаю не бросаться словами “никому” и “никогда”. По обстоятельствам, — ловит мой взгляд. — Ты уже несколько дней как на иголках. Если тебе есть, что сказать, говори.

Вот так. Коротко и прямо.

Я все же не верю. Но как я хочу верить!

Сейчас или никогда.

Подхожу ближе, снова смотрю по сторонам и понижаю голос, чтобы нас точно никто не услышал:

— Райан, мы идем к границе Верхнего мира?

— Вероятно.

— Ты знаешь зачем?

— Нет.

Вот так. Ты либо веришь, либо нет. Но сейчас мне не кажется, что он врет.

Во рту пересыхает. Если скажу то, что собираюсь сказать, назад не отмотать.

Сейчас или никогда!

— СБ отслеживает наши перемещения, — решаюсь. — Нам не дадут подойти близко к границе.

Лицо Кесседи меняется, вытягивается, бледнеет.

— Перебьют? — спрашивает серьезно.

— Не знаю, — признаюсь. — Коэна будут брать живым, это точно.

Райан матерится в полголоса и отворачивается. Достает сигарету из полупустой пачки и закуривает. Молчим несколько минут.

— Зачем ты мне это говоришь? Предлагаешь помолиться перед смертью? Или смотаться от Проклятых, пока не поздно?

Интересные предположения.

— Затем, что я хочу убедить их этого не делать. И мне нужна помощь.

— Какая? — тон становится деловым.

— Я подам сигнал и вызову связного. Как буду убеждать, не знаю, разберусь. Но чтобы подать сигнал, мне нужен фонарь, вечернее дежурство и напарник, который прикроет, — ну вот и все, карты раскрыты. Моя голова лежит у Райана на блюде.

— Предлагаешь мне предать банду? — его глаза превращаются в щелки.

— Ты предал банду еще тогда, когда не сдал меня, — говорю жестко. — Или сдай теперь или помоги.

Райан воздевает глаза к небу.

— Умник, ты откуда такой наглый на мою голову? — звучит вполне безобидно.

— Говорят, наглость — второе счастье, — говорю осторожно.

— Тогда у тебя счастья выше крыши, — огрызается. Выдыхает, отбрасывает сигарету. — Если хочешь помощи, говори, зачем СБ Коэн.

Облизываю пересохшие губы. Зря. Больно.

— Помоги мне, и я все расскажу, — обещаю. — Если захочешь, можешь даже пойти со мной на встречу со связным.

— Всю жизнь мечтал, — бормочет.

Подхожу и тоже устраиваюсь на ступени крыльца. Молчу, и Кесседи тоже. Тишина зловеща. По крайней мере, для меня.

— Хорошо, — решает Райан. — Я тебе помогу, но ты мне все расскажешь. Все, от начала до конца.

— Обещаю, — если он, правда, не сдаст меня в этот раз, у меня не будет причин ему не верить. “Верить” — какое сложное слово.

— Вот и отлично, — Кесседи встает и поднимается по ступенькам.

— Ты куда? — теряюсь.

— Фонарик тебе принесу, пока все спят, — отвечает как ни в чем ни бывало. — Он на самом дне рюкзака. Не хочу рыться при Фреде.

Отупело киваю. Так просто?

Райан осторожно приоткрывает дверь, чтобы она не заскрипела и перебудила Проклятых, и исчезает внутри.

Сижу на крыльце, обхватив себя руками. Ну вот и все…

Сердце гулко ухает в груди и замирает. Кто тянул меня за язык? Веришь - не веришь. Кесседи же только что заставил меня почти во всем признаться! Развел как ребенка. Весь такой хороший и заботливый. Он же только что получил информацию, которой пытался добиться все это время. Сейчас он разбудит Коэна, сообщит ему то, что вызнал, они прикончат меня и изменят маршрут. СБ подумает, что Проклятые не идут “наверх”, и не станут ничего предпринимать. Конечно же! Все ведь так просто!

Становится трудно дышать. Вот оно — никому нельзя верить, если хочешь выжить — верь только себе.

Вскакиваю с крыльца, уже не сомневаясь в своей теории. За фонариком он пошел, как бы ни так. Сейчас они выйдут вместе с Коэном и устроят костер из меня в качестве ресурса для растопки.

Оглядываюсь вокруг. Никого, тишина. Вокруг по колено снега. Бежать? Куда? Некуда и не к кому.

Проигрывать надо уметь.

Замираю. Дышу глубоко, чтобы успокоиться и мыслить трезво. Провалить задание СБ — это конец, потому что жить мне больше незачем. Но свою жизнь я не продам без борьбы.

Взлетаю по ступенькам, встаю сбоку от двери. Вынимаю из кармана нож и раскрываю его. Слышу внутри шаги, кто-то идет к двери, медленно и осторожно. Конечно, не хотят меня спугнуть.

Дверь открывается, делаю рывок. Мою руку больно выворачивают, заставляя выронить нож. Он падает рядом с крыльцом и исчезает в сугробе. Лечу следом. Мгновение — и лежу лицом в снегу. Трудно дышать. А на меня наваливается кто-то тяжелый, упирающий колено мне в спину.

— Ты… сбрендил? — слышу над ухом голос Кесседи.