Рук (ЛП)

— Всё не так с… — он прерывается, оглядывается, будто ища кого-то, кто поддержал бы его. К сожалению для Джейка, в баре отеля пусто. — Я просто хочу, чтобы ты на мгновение прислушался к себе. Послушай очень внимательно. Ты говоришь о тридцати четырёхлетней женщине. О женщине, которая была замужем. За кем-то другим. У неё был ребёнок от другого, и этот ребёнок, чёрт побери, умер. Как ты можешь думать, что бегать за этим человеком может быть хорошей идеей? Я очень стараюсь понять твой мыслительный процесс, но для меня это просто полностью и совершенно за гранью. Здесь ты должен мне помочь, приятель.

Я опускаю взгляд на свои руки, обхватившие стакан, который, кажется, светится изнутри от блестящей, сияющей янтарной жидкости.

— Всё просто, — говорю я ему. — Нет никакого мыслительного процесса. Это просто происходит, и я не против.

Глава 12 Духовная кухня

Саша

Я нервничаю. Я на самом деле странно нервничаю. Может, я и читаю романы уже годами, но я так давно не думала о своей личной жизни. Это никоим образом не идеальная ситуация для свидания; в конце концов, моему спутнику на вечер всего двадцать три года. Честно, всё это кажется отчасти шуткой. У меня такое чувство, что это розыгрыш, и по какой-то причине я действительно подыгрываю, хоть и вижу, как это всё нелепо.

Я выбираю платье с золотыми пайетками и свои любимые чёрные туфли, наношу достаточно макияжа, чтобы Кардашьян могли мною гордиться. Затем надеваю золотые серьги-кольца, удивляясь, когда обнаруживаю, что дырки в ушах ещё не заросли — прошло больше года с тех пор, как я носила украшения — и пока я осматриваю себя в зеркало в полный рост в своей спальне, я шокирована. Глядя на своё отражение, я вижу, как мало я изменилась за последние пять лет. Я другой человек с тех пор, как Кристофер умер. Совершенно другой. Я даже не тот человек, которым была до аварии. Кажется странным, что я должна выходить на улицу, для всех намерений и целей, будто я даже не постарела, не говоря уже о том, что преобразилась самым капитальным образом.

Я медленно заправляю свободную кудряшку за ухо, изучая себя взглядом. Что видит Рук, когда смотрит на меня? Незнакомку, которую нужно завоевать? Взрослую женщину, которую нужно очаровать? Вызов, который нужно преодолеть? Разбитую оболочку человека, которой легко воспользоваться? Я даже не знаю, что он видит, но его интерес кажется необычным.

Затем я делаю то, что заставляет меня задуматься над собственным здравомыслием. Я спускаюсь вниз, прямо к шкафчику с алкоголем, который Эндрю всегда держал запертым, и достаю бутылку водки. Я открываю крышку, подношу прохладное скошенное горлышко бутылки к губам и делаю глоток. Это не просто глоток смелости. Это даже не два или три глотка смелости. Это дефибриллятор для моего сердца; алкоголь обжигает, пока течёт по моему горлу, собираясь в бассейн огня на дне моего желудка.

У меня хорошо получается так пить. Действительно, чертовски хорошо. Когда Кристофер умер, я стала экспертом в этом деле. Долгие месяцы я стояла в маленькой ванной на первом этаже с бутылкой чего-нибудь крепкого и ненадлежащего, прижатой к губам, поглощая жидкость. Эндрю никогда ничего не говорил. Он никогда не отмечал тот факт, что я буквально тащилась через собственную жизнь как растрёпанная, полуживая странница. Однажды на шкафчике с алкоголем просто появился замок, и это был его не такой уж тонкий намёк, что я зашла слишком далеко.

Но Эндрю никогда не думал вне шаблонов. Алкоголь живёт в баре, следовательно, если он запрёт шкафчик, я не смогу ничего выпить. Он не принимал во внимание, что алкоголь можно держать в буфете. Или в обувной коробке. Или под кухонной раковиной, куда он никогда не заглядывал.

Я никогда особо не задумывалась о своей проблеме с алкоголем. Она просто медленно затухла, вместе с остальной частью меня. После такой долгой борьбы для того, чтоб хотя бы вставать с кровати по утрам, найти силы выпивать стало просто слишком сложно.

Но сейчас, похоже, у меня нет никаких проблем. Я перестаю втягивать жидкость из бутылки только тогда, когда моя голова начинает гудеть внутри. Я закручиваю крышку бутылки и убираю её в бар, затем поправляю платье, будто ничего не произошло.

Звонок в дверь раздаётся без пяти семь. Он приехал раньше — хорошее начало. Я открываю дверь, стараясь не споткнуться и не вывихнуть лодыжку на каблуках. Рук одет во всё чёрное — порванные джинсы, очередная рубашка на пуговицах с чёрным крестом, вышитым на нагрудном кармане, и пара начищенных чёрных кожаных туфлей. Его глаза тёмные и неспокойные, когда встречаются с моими; я не могу определить выражение его лица кроме того факта, что он выглядит злым. Он протягивает маленький, элегантный букет цветов. Ничего такого очевидного, как розы. Цветки простые и красивые, дикие цветы, такие, которые было бы тяжело достать посреди зимы в Нью-Йорке.