Рука и сердце [сборник litres]

– Здесь. Это точно он, но за четыре года человек сильно меняется, я его совсем не узнаю, но он меня сразу узнал, и вспомнил все слова, которыми мы называли друг друга детьми, и хотел объяснить, почему так и не женился на этой швейцарской Анне. Сказал, что никогда не любил ее, а теперь хочет вернуться домой и остепениться и надеется, что я приеду и… – Тут она замолчала.

– И выйдете за него замуж и станете жить в его гостинице в Альтенаре, – продолжил я с улыбкой, чтобы подбодрить ее, хотя и был весьма разочарован ходом событий.

– Нет, – возразила она. – Старый Вебер, его отец, умер, оставив долги, и Франц не получит никаких денег. А ему всегда нужны были деньги – знаете, есть такие люди, – а пока я раздумывала и он стоял рядом, вошла фройляйн и – ничего удивительного, потому что на бедного Франца теперь жалко смотреть, – она страшно рассердилась, и обозвала меня скверной дерзкой девчонкой, и сказала, что не потерпит ничего подобного в «Полумесяце» и все расскажет хозяину, когда он вернется из лесу.

– Но вы ведь могли объяснить ей, что он ваш давний друг. – Я сомневался, стоит ли произносить слово «возлюбленный», но потом оно все же сорвалось с моих уст.

– Франц бы так и сделал, – нехотя ответила она, – но я не могла; и она выгнала его, и он ушел. В «Орла», что через дорогу, сказал только, что придет за моим ответом завтра утром. Мне кажется, он должен был сам рассказать о нас – что мы жили по соседству и дружили с раннего детства, – а не ждать, что это сделаю я. Ох, ну и распишет она все это хозяину! – воскликнула девушка, сцепив руки.

– Не тревожьтесь, – успокоил ее я, – передайте хозяину, как только он вернется, что я хочу его видеть, и я постараюсь это уладить, пока фройляйн не успела все испортить.

Она благодарно взглянула на меня и молча вышла из комнаты. Через некоторое время у входа в мой уголок появилась крепкая, плотная фигура хозяина. Он стоял с треуголкой в руках, усталый и разгоряченный, как человек после целого дня тяжелой работы, но с обычным добродушным и приветливым выражением лица, на что способен не каждый человек, которого обременяют лишними заботами после такого дня, не позволив ему поесть и отдохнуть.

Я все это время размышлял о рассказе Теклы и никак не мог найти подходящее объяснение ее сегодняшнему поведению; несомненно, любовь, сопровождавшая ее с юности, с появлением возлюбленного вспыхнула с новой силой; я даже был готов отдать ему должное за то, что он разорвал помолвку со швейцарской Анной, представлявшуюся такой выгодной; кроме того, я рассудил, что, хотя он слаб и склонен к сентиментальности, Текла выйдет за него замуж по своей воле и, возможно, ее здравого смысла и твердого характера достанет на них обоих. И все это я в самых общих чертах поведал моему доброму другу и хозяину, добавив, что хотел бы знать его мнение об этом человеке и что, коль скоро Текла, по моему мнению, все еще любит его, я постараюсь, если он не окажется совершенно никчемным, ссудить им деньги на устройство в семейной гостинице в Альтенаре.

Такой романтический способ избавить Теклу от всех ее несчастий занимал мои мысли на протяжении часа. Однако по мере того, как я излагал свой план хозяину, намекая на возможное счастливое завершение истории, лицо его преображалось. Оно почти утратило здоровый румянец и стало едва ли не суровым – во всяком случае, очень серьезным. Его выражение было настолько неприязненным, что я поспешил завершить свой рассказ. Немного помолчав, он сказал:

– Так вы хотите, чтобы я узнал все, что можно, об этом пришлом парне, который сейчас в «Орле», и сообщил вам, что я о нем думаю?

– Именно так. Я хотел бы знать о нем как можно больше ради блага Теклы.

– Ради блага Теклы, – мрачно повторил он, – я готов.

– И зайдете ко мне вечером, даже если я уже лягу?

– Не так скоро. В таких делах требуется время.

– Но он придет за ее ответом завтра утром.

– До его прихода я сообщу вам все, что узнаю.

На следующее утро, когда я отдыхал после утомившей меня процедуры одевания, хозяин постучал в дверь. Таким мрачным и суровым я его прежде не видел. Он сел рядом со мной, едва дождавшись приглашения, и заговорил:

– Он ее недостоин. Он крепко выпивает, хвалится удачей в картах и, – хозяин с трудом сдерживался, – тем, какие женщины его любили. В деревне вроде нашей, сударь, всегда найдутся люди, которые любят вечером посидеть в гостиничном саду, а этот человек, напившись, все им и выболтал. За ним даже следить-то не пришлось, да я бы на это и не согласился.

– Нужно все это рассказать Текле, – решил я. – Она не из тех, кто может любить без уважения.

Герр Мюллер негромко рассмеялся и вопреки обыкновению с горечью ответил: