Рука и сердце [сборник litres]

Несмотря на весь свой гнев, едва только Оуэн увидел мачеху, как подумал, что никогда не встречал женщины столь прекрасной для ее лет, ведь она была уже не во цвете юности, и к тому времени, как сквайр взял ее в жены, успела овдоветь. В семействах немногих антиквариев, с которыми поддерживал отношения его отец, валлийскому юноше редко доводилось испытывать на себе силу женского очарования, поэтому ее манеры показались Оуэну столь пленительными, что он глядел на нее, не в силах оторвать взор, с восхищением, затаив дыхание. Ее грация, размеренность и неторопливость ее движений, самый звук ее голоса, столь сладостный, что едва ли не пресыщал слуха внимавшего, несколько примирили Оуэна с выбором отца. Однако он более чем когда-либо чувствовал, что между ним и отцом пролегла невидимая черта, что письмо, поспешно отосланное в ответ на отцовское, объявляющее о свадьбе, не забыто, хотя о нем и не упоминали. Он перестал быть наперсником и даже собеседником и товарищем отца, ведь новобрачная сделалась для сквайра всем, а сын утратил в глазах отца всякое значение, тогда как прежде он был его единственным сокровищем. Сама леди обращалась с пасынком неизменно заботливо и предупредительно, едва ли не навязчиво и подобострастно выполняя всякую его прихоть, однако он подозревал, что ее назойливое желание услужить лишено искренности. Раз или два, когда ей казалось, что на нее никто не глядит, Оуэн замечал на лице ее выражение затаенного коварства, и это открытие и множество иных мелких обстоятельств заставили его усомниться в том, что мачеха руководствуется чем-либо, кроме расчета. Выйдя за сквайра, миссис Гриффитс привезла с собою маленького ребенка от первого брака, мальчика примерно трех лет от роду. Это был один из тех проказливых, подмечающих чужие слабости насмешливых детей, что недоступны никаким увещеваниям воспитателей: проворный и озорной, он любил подшучивать над чувствами окружающих, поначалу словно бы не понимая, какую боль причиняет, но затем стал получать злорадное удовольствие от страданий тех, кого уязвлял; и потому суеверные слухи, что стали ходить в народе, будто он – колдовской младенец, подложенный в колыбель злыми фэйри, перестали казаться столь уж нелепыми и безумными.

Шли годы; и с возрастом Оуэн сделался более наблюдательным. Даже во время редких приездов домой (поскольку из школы он перешел в колледж) от Оуэна не укрылось, что в характере отца произошли разительные перемены, проявляющиеся и во внешнем поведении; постепенно Оуэн стал объяснять эти перемены влиянием мачехи, неуловимым, неощутимым для стороннего наблюдателя, но совершенно неодолимым. Сквайр Гриффитс перенимал взгляды и мнения своей жены, высказываемые ею с самым смиренным видом, и, сам того не осознавая, провозглашал их как собственные, не слушая противных доводов и не терпя возражений. Точно так же обстояло дело и с ее желаниями; чрезвычайно ловко и хитроумно, со множеством искусных ухищрений, она заставляла супруга поверить, будто желания эти – его собственные, и потому всегда добивалась их исполнения. Изображая покорную супругу и пожертвовав видимостью власти, она обрела истинную власть. Наконец, наблюдая, как несправедлив и жесток сквайр к своим слугам, домочадцам и арендаторам, какие непомерные и жестокие требования он к ним предъявляет, или замечая, как отец по какой-то необъяснимой причине отказывает ему самому в той или иной просьбе, Оуэн стал догадываться, что виной тому – наущения мачехи, ее тайное влияние, хотя в беседах с Оуэном наедине она порой сожалела о недостойных поступках сквайра. Его отец быстро пристрастился к питию, и частое опьянение не замедлило сказаться на его нраве, выражаясь во вспышках гнева. Однако и здесь его опутывали колдовские чары супруги. При ней он сдерживал свою ярость, однако она полностью отдавала себе отчет в его вспыльчивости и направляла его гнев, куда считала нужным, словно не подозревая, какую власть имеют над ним ее слова.

Между тем положение Оуэна в доме сделалось тем более унизительным, что он помнил о прежней жизни под родительским кровом, столь выгодно отличавшейся от нынешней. Ребенком он был возведен в ранг мужчины, еще не достигнув того возраста, который позволил бы ему умерить собственный эгоизм, неизбежно порождаемый подобным отношением; он помнил времена, когда его воля была законом для слуг и домочадцев, а его привязанность необходима отцу. Ныне он утратил в доме отца всякий вес и значение, а сквайр, который поначалу отдалился от сына, сознавая, какую боль причинял ему, не позаботившись заранее известить его о предстоящем браке, теперь скорее всячески избегал общества Оуэна, нежели искал его, и слишком часто проявлял совершенное безразличие к чувствам и желаниям сына, от природы надменного и независимого, тогда как, по мнению юноши, эти чувства отец должен был уважать.