Рука и сердце [сборник litres]

Даже на празднике намек Марты Томас не произвел на Оуэна особого впечатления, так как все его чувства были поглощены иным, а уж спустя несколько дней он и думать забыл о предостережении трактирщицы и однажды теплым, погожим летним днем отправился на ферму Эллиса Притчарда с отчаянно бьющимся сердцем, ибо, кроме робкого флирта, на который он раз или два отваживался в бытность свою в Оксфорде, иного опыта в делах сердечных он не имел; и помыслы его, и его мечтания направлялись прежде в иную область.

Тай-Глас был возведен на одном из отрогов Моэль-и-Геста, склон которого и образовал заднюю стену низкого длинного крестьянского дома. Ферму некогда сложили из обрушившихся с вершины холма валунов, кое-как оштукатуренных; стены прорезали глубокие, узкие, наподобие бойниц, продолговатые окна. В целом внешний облик фермерского жилища оказался куда грубее, чем ожидал Оуэн, но внутри оно было обставлено весьма уютно и не без изящества. Дом был поделен на два помещения: одно большое, просторное и темное, в него-то сразу и вошел Оуэн, и, прежде чем зарумянившаяся Нест успела появиться из задней комнаты (куда при появлении сквайра она поспешно удалилась, дабы принарядиться), он окинул досужим взором все убранство в мельчайших деталях. Под окном, откуда открывался великолепный вид, стоял дубовый кухонный шкаф со множеством выдвижных ящиков и полок насыщенного темного цвета, отполированный до блеска. В дальнем конце комнаты Оуэн поначалу сумел разглядеть не много, поскольку зашел с улицы, где светило яркое солнце, но затем различил две дубовые кровати, закрытые, как принято в Уэльсе: это были постели Эллиса Притчарда и его батрака, помогавшего ему в поле и в море, на рыбной ловле. Большая колесная прялка стояла тут же посреди комнаты, словно ее бросили всего несколько минут тому назад, а вокруг широкого дымохода висели куски бекона, сушеная козлятина и рыба, коптившиеся на зиму.

Еще до того как Нест робко и смущенно вошла в комнату, ее отец, чинивший сети под окном и заметивший, как Оуэн повернул к их дому, явился и поприветствовал его сердечно, но не без почтительности, а затем к ним, потупив очи долу и краснея, памятуя о советах и наставлениях отца, решилась присоединиться Нест. Сдержанность ее и застенчивость лишь прибавили ей очарования в глазах Оуэна.

День выдался слишком солнечным, слишком жарким, слишком насыщенным, чтобы охотиться на чирков, и Оуэн с радостью принял нерешительное приглашение отобедать с хозяевами. Скудную трапезу составляли овечий сыр, очень твердый и сухой, ячменные лепешки, кусочки вяленой козлятины, предварительно вымоченные в воде, а потом поджаренные на открытом огне, восхитительное масло и свежая пахта, а запивали крестьянские яства «diod griafol» вином из ягод рябины, залитых водой и перебродивших. Однако при всей скромности трапезы убранство стола и все помещение так сияли чистотой, так радовали глаз, хозяева так пленяли истинным радушием, что Оуэн не мог припомнить другого обеда, которым наслаждался бы так, как этим. Конечно, в ту пору образ жизни валлийских сквайров отличался от фермерского более изобилием, нежели изысканностью, и стол у них был более разнообразный, но особой утонченности, как и у их соседей-фермеров, не водилось.

Это ныне на полуострове Ллин валлийские мелкопоместные дворяне-джентри нисколько не уступают своим англосаксонским собратьям в богатстве и элегантности, а в описываемое время, когда на весь Нортумберленд едва можно было сыскать один оловянный сервиз, ничто в образе жизни Эллиса Притчарда не могло смутить молодого сквайра.

За обедом влюбленные говорили мало, предоставив это отцу, который словно и не замечал, что гость бросает на Нест страстные взоры, а его слушает с рассеянным видом. Чем сильнее разгоралось чувство Оуэна, тем сдержаннее он его выражал, и вечером, когда Оуэн и хозяин дома вернулись с охоты на чирков, он поприветствовал Нест так же робко и застенчиво, как и она его.

Это был первый день из длинной череды тех, что провел он в обществе Нест, хотя поначалу он и не помышлял открывать своих истинных намерений. Прошлое и будущее были забыты в эту пору счастливой любви.