Рука в перчатке

– А он знал, что знакомство это носило интимный характер?

– Не больше, чем вы.

– Он узнал о ваших близких отношениях с его сыном шестого июля? Гай признался отцу именно в тот день? Вы об этом хотели поговорить, когда оправились в комнату Гая?

– Целых три вопроса? – Порция Тритт со слабой улыбкой поднесла левую руку к губам – восхитительным губам, не слишком жестким, но и не слишком нежным, – и дотронулась до них указательным пальцем – прелестным, изящным пальчиком. – Нет. – К указательному присоединился средний палец. – Нет. – Она подняла указательный палец. – Нет.

– Хорошо. Как часто вы виделись с Гаем Кэрью после двадцать девятого года?

– Вообще не виделась. Ну, может, пару раз столкнулась случайно. Он в основном жил в западных штатах. Вы ведь в курсе, что он помогает индейцам?

– Да, примерно в курсе. Вы с ним переписывались?

– Никогда. – Она достала сигарету из лакированной сигаретницы. – По правде говоря, я напрочь забыла о его существовании и вспомнила о нем лишь прошлым летом, когда мой друг Лео Кранц представил меня Вэлу Кэрью. После чего я, естественно, вспомнила сына.

– Тогда почему, напрочь забыв о существовании Кэрью-младшего, вы в два часа ночи вошли без приглашения в его комнату?

– Да, вошла.

– Не хотите сказать почему?

– Нет, не хочу.

– А вы не боитесь, что, если об этом факте узнают газетчики, кто-нибудь может случайно о чем-нибудь вспомнить?

– Я так не думаю. Лично я понятия не имею, кто это может быть и о чем идет речь. – Она улыбнулась. – Бесполезно, инспектор. Ничем не могу вам помочь. А оглаской меня не запугать. Я ведь уже сказала, что у меня выработался иммунитет к осуждению толпы. Хотя не стану утверждать, что все это так уж приятно. – Она снова улыбнулась. – Я буду благодарна, если вы решите не предавать огласке сей факт моей биографии. Очень благодарна. Надеюсь, официальное лицо вашего уровня не станет обнародовать эту информацию исключительно для того, чтобы поквитаться со мной за излишнюю осмотрительность. По-моему, я поступаю очень благородно, признаваясь в том, что провела ночь в комнате мужчины – мужчины, который наверняка в этом не признается, – дабы исключить хотя бы тень подозрения в том, что он убил своего отца. А ведь я легко могла подождать, пока эта самая вероятность не станет фактом.

– Ну да, конечно могли. – Кремер снова сложил руки на груди и вздохнул, а затем неожиданно спросил: – Какого числа Вэл Кэрью отвел вас в гробницу, где вы так сильно наследили?

– В воскресенье, четвертого июля. – Мисс Тритт удивленно подняла брови. – Боже правый, значит, это и есть вторая вещь, которую вы хотели выяснить?! Я, конечно, понимаю, что вам положено подозревать всех и вся, однако я могу подтвердить свой рассказ. Вильсон, тот самый индеец, был поблизости и видел, как мы входим в гробницу.

– Индеец этого не помнит.

– Хорошо. – Она всплеснула руками. – Ну конечно, ведь он меня ненавидит. Я не думаю, что он убил Вэла Кэрью, но не сомневаюсь, что он бы с удовольствием убил меня. Инспектор Кремер, в самом деле! Вы ведь не считаете, что я собственноручно убила Вэла Кэрью? Если эти отпечатки пальцев так важны…

Мисс Тритт замолчала и вздрогнула. Напугавший ее звук – телефонный звонок – казался слишком будничным, чтобы произвести подобный эффект. Кремер проследил глазами, как она поспешно подошла к шкафчику, отодвинула панель, за которой прятался телефонный аппарат, и сняла трубку. Впрочем, если звонок телефона и вывел Порцию из равновесия, голос ее звучал вполне сдержанно. Что-то пробормотав в микрофон, она повернулась к Кремеру:

– Это вас, инспектор.

Кремер подошел к мисс Тритт и, коротко кивнув, взял трубку. Его часть диалога оказалась не слишком информативной, представляя собой в основном хмыканье, перемежающееся короткими вопросами, а в одном случае сдержанное, но явно взволнованное восклицание. Наконец он отрывисто произнес:

– Нет. Торопиться не нужно. Мы должны быть абсолютно уверены. Я постараюсь приехать как можно скорее. – Отодвинув телефон, Кремер повернулся и резко сказал: – Мисс Тритт, премного благодарен. Мне срочно нужно кое на что посмотреть. Мы с вами еще увидимся… Не беспокойтесь… я привык сам открывать двери…

Когда Кремер ушел, Порция Тритт осталась стоять, глядя на бесформенную копию Эпстайна, а затем чисто механическими движениями достала из сигаретницы сигарету и прикурила. Сделала шесть затяжек, бросила спичку в напольную пепельницу, загасила окурок и прошла в соседнюю комнату, где надела перед зеркалом шляпку и накидку в тон платья, а затем вынула из ящика сумочку.

Увидев мисс Тритт, швейцар поспешно выскочил на тротуар, чтобы поймать такси. Порция Тритт села в такси, назвала водителю адрес и бросила взгляд в заднее окно; через пару кварталов она снова посмотрела в окно, а еще через какое-то время повторила маневр. Затем, похоже, решив больше не оглядываться, сказала таксисту:

– Отвезите меня к отелю «Черчилль» и остановитесь перед магазином с вывеской «Николас» на Пятьдесят четвертой улице.