– Что-что у тебя имелось?! – воскликнул Байсе. – Брось свои чертовы шутки!
– Я? – проворчал Вильсон. – Никаких шуток. Куртка младшего имелась у меня.
– Когда именно?
– Все время. Как она говорит.
– Где ты ее взял?
– Она имелась у меня. Когда в то утро в мою голову вернулась жизнь. Когда в мою голову вернулась жизнь, я стараюсь освободиться. Сперва руки, потом рот, потом ноги. Я оглядываюсь вокруг. Я вижу куртку младшего на траве у изгороди. Потом вижу открытую дверь. Я иду посмотреть. Я вижу мужчину Цианины мертвым. Я иду, подбираю куртку и качаю головой. Я думаю, сын Цианины – большой проклятый дурак. Он убивает мужчину Цианины и оставляет куртку. Каждый может ее найти. Может, он не проклятый дурак. Может, он снимает куртку, когда связывает меня, и потом, когда убивает мужчину Цианины, он просто забывает. Оставляет куртку, так как просто забывает, значит это не проклятый дурак. У меня много тайных мест для вещей. Никто не найдет. Я кладу куртку в тайное место, иду в дом увидеть младшего. Там другая женщина. Он не очень удивляется. Снова проклятый дурак. Он посылает меня сказать тебе…
– Ты, чертов придурок! – рассердился Байсе. – Все это время ты думал, что Вэла убил Гай, а я все это время считал убийцей тебя! Ты сказал нам правду?
Индеец пожал плечами:
– Теперь эта женщина говорит, это Кранц убивает мужчину Цианины. Хорошая хитрость. Младший в тюрьме, вытащи его оттуда. Вытащи его, посади туда Кранца, и все в порядке.
– Где ты прятал куртку?
– Может, покажу тебе, – проворчал Вильсон.
– Не сомневаюсь. Скажи, ты отнес куртку в комнату Гая в тот день, когда он ее обнаружил?
– Я? Само собой.
– Ну и зачем ты так сделал?
– Думаю, может, младший волнуется, где куртка. Я не вор. Я не должен хранить. Приходит хороший день, я достаю куртку из тайного места, несу в его комнату.
– Вильсон, ты говоришь правду?
– Много правды, мой друг Байсе. Много.
Секунду-другую Байсе молча буравил индейца глазами, затем повернулся к Джин:
– Думаю, он говорит правду. Я знаю его тридцать лет.
– Вот видите! – Джин дотронулась до руки Байсе. – А я вам что говорила? Если хорошенько поискать, можно найти доказательство!
– Я бы не рискнул называть это доказательством, что Кранц убил Вэла Кэрью…
– Согласна. Тем не менее история с курткой доказывает, что Гай никого не убивал! Стал бы он оставлять свою куртку под изгородью? Даже если и так, он непременно спросил бы Вильсона, что тот сделал с курткой. Ведь и дураку понятно, что если бы он совершил убийство и совершенно забыл про куртку, то, обнаружив ее две недели спустя в своей комнате… – Джин замолчала, нахмурившись, и через секунду продолжила: – Нет, не получается. Слишком запутанно. У меня и так голова кругом идет. Да и вообще, я едва живая. Но что нам теперь делать с Вильсоном и всей этой историей? Вы собираетесь кому-нибудь рассказать?
Байсе медленно покачал головой:
– Чтоб меня! Всего двадцать минут назад я был готов биться об заклад, что Вэла убил Вильсон, и даже был готов придушить его. Просто не хотелось, чтобы его взяли копы. Ну а сейчас тем более. Ваша история с козодоем, конечно, очень хорошая и крайне затейливая…
– И вовсе она не затейливая! Это абсолютный факт. Необходимо срочно кому-нибудь сообщить о Вильсоне и куртке. Но кому?! Вы знаете Орлика, адвоката Гая?
– Когда-то встречались. Очень башковитый. Заставил ребят из Уайт-Плейнса отпустить Вильсона.
– Пусть так. Лично мне Орлик не нравится. Он хотел, чтобы я убежала, он считает Гая виновным, да и вообще он нам не подходит. – Морщина на лбу Джин стала глубже. – Я знаю другого адвоката, но ему вряд ли придется по вкусу… Я хочу сказать, что знаю его лично… – Она смущенно замолчала. – Дурацкая ситуация! Мы получили важную информацию и не знаем, что с ней делать. Разве что сообщить инспектору Кремеру. – Она кивнула. – Похоже, что так.
– Он снова упрячет Вильсона за решетку, – возразил Байсе.
– Нет, не упрячет. И еще кое-что. Быть может, я слишком наивная и в жизни никого так не ненавидела, как ненавидела его прошлой ночью, но все же верю, что он хочет установить правду и костьми ляжет, чтобы до нее докопаться. Да, я уверена. Именно так и следует поступить. Утром мы пойдем к нему вместе. И возьмем с собой Вильсона.
Однако Байсе заупрямился, проявив редкостную несговорчивость. Он выдвигал самые различные возражения, а Джин пыталась его переубедить. Они спорили до посинения. Байсе упорно стоял на своем и только под конец скрепя сердце поддался уговорам в ответ на ультиматум Джин, которая заявила, что в любом случае пойдет к Кремеру, а значит, Байсе и Вильсона рано или поздно вызовут в полицию.
Джин спросила Вильсона, пойдет ли он с ними, на что индеец ответил все тем же гортанным звуком, который Байсе интерпретировал как знак согласия. Было решено, что мужчины зайдут за Джин к ней домой в воскресенье, в десять утра, и они все вместе отправятся в полицию.
Получив от Джин ее домашний адрес, Байсе убрал ногу с подножки родстера и сказал: