После того как Дик вернулся в Кливленд, у тебя мало-помалу высвободилось много лишнего времени. И вот однажды вечером ты полистал свою красную записную книжку и нашел кливлендский адрес миссис Дэвис, занесенный туда шесть лет назад, когда ты получил от нее первое и последнее письмо.
На следующий день ты набрал номер телефона, и она оказалась дома. И, судя по внезапно возникшему возбуждению, ты понял, что она волнует тебя куда больше, чем ты считал.
Согласна ли она… то есть… как насчет того, чтобы поужинать вдвоем?
– Видишь ли, боюсь, ничего не получится. У меня полно дел, и я всегда ужинаю дома с мужем…
И ты, как последний идиот, поинтересовался здоровьем мистера Дэвиса.
Должно быть, ты так живо помнишь тот разговор, потому что он был ярким свидетельством твоей нелепости, твоей бесполезности. Имелись и другие примеры, более растянутые во времени, вроде той зимы, полностью посвященной Люси Крофтс, или лета, всего четыре года назад, которое вы с Эрмой провели на ранчо Ларри.
Идея, принадлежавшая Эрме, с ее неугомонным характером, была навеяна родео, которое она видела в Нью-Йорке. Они с Ларри явно поладили. Он дал ей лучшую лошадь, и они частенько уезжали кататься вдвоем. Временами тебе казалось, что она подбивает клинья под Ларри, но ты так долго подозревал Эрму, что, возможно, подобные домыслы объяснялись привычным состоянием твоего ума.
Как-то раз вечером, за ужином, ты заметил, что Ларри и Эрма практически не разговаривают. Что лишь слегка позабавило тебя, поскольку ты уже давно привык к способности Эрмы при желании создавать напряженные отношения буквально с любым человеком, когда она была не в духе.
Однажды ты проснулся глухой ночью с неприятным ощущением непорядка. Ты высунул из-под одеяла ногу. Эрмы рядом не было. Услышав доносившиеся откуда-то глухие звуки, проникавшее сквозь тонкие стены, ты встал с постели, на ощупь пробрался к двери и открыл ее.
Глухие звуки оказались голосами, причем достаточно громкими и узнаваемыми. Босиком ты прокрался на цыпочках к двери комнаты Ларри.
– Ты, маленькая дуреха, – говорил Ларри. – Неужели ты совсем не понимаешь намеков?
Затем послышался голос Эрмы, более громкий и куда более спокойный:
– Да ладно тебе, Ларри. Ты сам дурак. К чему притворяться, будто я тебе не нравлюсь? Надо же, какое самомнение! Неужели ты не понимаешь, что я сама спровоцировала тебя на поцелуй, когда решила, что это того стоит?
– В первый и в последний раз. Эрма, у тебя совершенно нет понятия о приличиях. А теперь уходи.
– Лучше поцелуй меня… вот так.
Ты услышал какое-то движение. И снова голос Ларри:
– Я ведь просил тебя уйти. Давай. Я не шучу.
А потом ты услышал нечто такое, что с удовольствием увидел бы своими глазами – громкий шлепок открытой ладонью.
Ты прокрался назад по коридору. А что, если бы в квартире там, наверху, была не другая женщина, а Эрма? Представь, как ты стоишь на этой лестнице, вооруженный, исполненный решимости, жаждущий крови. Ба! В отличие от Ларри, ты даже не смог бы смазать Эрме по физиономии.
Ты форменный дурак, что продолжаешь стоять здесь, на краю адской бездны.
Итак, ты остановился на лестнице, как и много лет назад в ту ночь в Кливленде, и Люси Крофтс точно так же крикнула тебе: «Ну что, ты идешь или нет?»
Тогда голос Люси звучал для тебя слаще всех других голосов на свете.
После фиаско с миссис Дэвис ты решил, что тебе нужно найти славную кливлендскую девчонку и сделать ее своей любовницей. Ты изучил короткий список своих друзей и знакомых. Никого.
Когда ранним вечером ты шел из офиса на Перл-стрит в клуб «Джейхокер», на улицах было полным-полно девушек. Работниц, старшеклассниц, красоток в меховых шубках. Ты знал, что сможешь подцепить троих из пяти, – по крайней мере, так утверждал Дик.
Что проще всего сделать сидя за рулем автомобиля. Ты начал уходить с работы чуть раньше и, сев в машину, объезжать центральную площадь, прочесывать Евклид-авеню и запруженные народом узкие городские улочки. Ты не раз видел, как это делается: мужчина медленно едет вдоль тротуара и в подходящий момент тихо, но быстро говорит: «Привет! Хотите прокатиться?»