Руки Орлака

– Как это мило! Что ж, рада вас видеть. Хорошо выспались?

– Превосходно.

– Подождите в гостиной, будьте любезны. Я постараюсь поторопиться и минут через двадцать спущусь.

Мадам де Праз и сама хотела пройти в гостиную, чтобы поприветствовать мсье Марея, но перед ней вдруг возник Лионель.

– Секундочку! – прошептал он. – Я видел, как он подъехал, поэтому поскорее спустился, чтобы сказать вам… Есть потрясающая новость, но мне еще нужно удостовериться… Впрочем, уж лучше я сразу введу вас в курс дела – расскажу, что узнал, что видел. Это всего лишь начало, но крайне многообещающее.

Он так и не ложился, даже не удосужился переодеться.

– Говори же скорее! – нетерпеливо произнесла мадам де Праз.

– Новость, повторюсь, потрясающая! – заявил Лионель, рассмеявшись каким-то черным, злорадным смехом. – Просто потрясающая!

Мадам де Праз не повела и бровью, но губы ее слегка дрогнули, словно в предвкушении конфетки, подкисленной порочным удовольствием.

– Знаете, что такое «раздвоение личности»? – спросил Лионель, все еще ухмыляясь. – Что такое «переменное сознание»?

Мадам де Праз тут же поняла, к чему он клонит. На ее бесцветном лице отразились безграничная радость и изумление.

– Неужели? – язвительно пробормотала она. – Так Жан Марей…

– Именно, маман, именно! Выходит, вы наслышаны о подобных явлениях?

– Я была на спектакле «Прокурор Галлерс»[116].

– Я тоже – потому-то сразу все и понял. Давайте только заранее не будем воодушевляться. Когда я вам все расскажу, вы сами увидите, что у нас еще куча работы. Я нащупал, учуял тайну, которую мы, вероятно, сможем использовать, но пока что знаю лишь то, что этой ночью Жан Марей вышел из своего особняка под видом какого-то бандита и несколько часов провел неизвестно где.

– Небеса были к нам благосклонны! – пробормотала мадам де Праз, вся затрепетав.

– Я решил предупредить вас немедленно – до того, как вы повидаетесь с Мареем.

– И правильно сделал.

– А теперь ступайте поздоровайтесь с ним. Как только они с кузиной уедут, мы продолжим этот наш разговор. Я же показываться не стану – вид не совсем презентабельный, – хотя меня так и подмывает взглянуть на физиономию Марея после всего того, что произошло ночью. Интересно, какую гримасу он скорчит сейчас? Постойте… Мы ведь можем понаблюдать за ним через застекленную дверь, оставаясь незамеченными.

– А что, было бы интересно! – согласилась мадам де Праз. – Давай попробуем.

Особняк, где жили де Празы и мадемуазель Лаваль, был возведен еще в эпоху Второй империи, когда архитекторы считали вполне допустимым наличие в зданиях темных коридоров. Один из таких тянулся вдоль гостиной. Чтобы осветить его, мсье Ги Лаваль прибег к единственно возможному способу – велел застеклить дверь, что вела из коридора в гостиную. Правда, в этом витраже в небольшую клетку не было ничего приятного для того, кто находился в гостиной, потому дверь замаскировали высокими растениями в массивных вазонах.

Мягкий ворсистый ковер, устилавший темный коридор, заглушил шаги заговорщиков. Мадам де Праз и ее сын неслышно подкрались к стеклу и сквозь листья пальм стали разглядывать гостя.

Жан Марей сидел у окна. Он взял со стола один из многочисленных семейных альбомов с фотографиями и теперь неспешно его перелистывал.

Лицо его выглядело свежим и бодрым. Со здоровым румянцем, ясным взглядом и чистой матовой кожей, Марей производил впечатление находящегося в прекрасной форме спортсмена, который проспал часов десять без единого сновидения или, упаси боже, кошмара. Гибкий и грациозный в своем костюме для верховой езды, Жан Марей смотрелся в лучах раннего солнца столь эффектно, словно позировал художнику; чувствовалось, что этот молодой человек наделен природным изяществом. Очутись он в самой убогой обстановке, в нем все равно невозможно было бы не признать утонченного аристократа… И тем не менее…

«Как это понимать?» – поразился Лионель, припомнив сутулого, с распутным лицом и бегающими хитрыми глазками апаша. Никакого сходства Жана Марея с тем вульгарным типом не обнаруживалось. Неужели Марей – двуликий Янус, который обращает к людям то темный лик, то светлый? «Ерунда какая-то», – подумал граф, и им овладело странное оцепенение, впервые испытанное накануне ночью, когда Марей появился на балконе своего кабинета. Как нам известно, Лионель уже успел порыться в книгах и теперь знал, сколь глубокую и непостижимую загадку, сколь чудовищную психологическую гнусность представляет собой «раздвоение личности», но, не умея черпать в ученых трудах душевное спокойствие, граф вынес из них только еще более сильное недоумение и недовольство. В эту минуту он уже сомневался в своих ощущениях, памяти и рассудке.

Мадам де Праз – которая не была обескуражена, поскольку, в отличие от сына, не видела ночью никакого апаша, – первой заметила одну весьма примечательную особенность.