Руки Орлака

– Посмотрим, посмотрим, – пробормотала мадам де Праз. – Пока что будем следить за Мареем – это лучшее, что мы сейчас можем сделать, – а там уж время покажет. Но только лишь на раздвоение личности полагаться не следует: всегда должен быть и запасной вариант. Есть у меня один план – уже несколько дней его обдумываю… Во время сегодняшней краткой беседы с господином Мареем я старалась придерживаться определенной линии поведения, которую собираюсь развивать и дальше, ибо так будет благоразумнее всего. Если вдруг твое открытие нам ничего в итоге не даст, я реализую другой план нападения.

– И какой же?

– Не забивай себе голову моими мелкими комбинациями – у тебя сейчас достаточно других, более масштабных задач. Займись слежкой. Да и потом, мой план – чисто женский. Материнский, так сказать. Так что позволь мне воплощать его в жизнь самостоятельно.

Покачав головой, Лионель наградил мать насмешливым, хотя и не лишенным восхищения взглядом. «А она все та же, совсем не меняется!» – казалось, думал он.

– И все же согласись, – добавила мадам де Праз, – я не ошиблась: в жизни Жана Марея присутствует некая тайна! Задумчивость, рассеянность, полеты фантазии – все это характерные признаки психически нестабильной личности.

– Да, это заметно. Похоже, его смутно беспокоит этот «другой» – «апаш», как я его называю. Меня почему-то не покидает уверенность в том, что случившееся прошлой ночью рано или поздно непременно повторится. Но до чего же это, вероятно, ужасно – иметь в своей жизни тайну, быть может, одну-единственную, которую сам ты разгадать не в состоянии!.. Эти его ключи, лампы, страстное стремление узнавать новое – вам все это не кажется страшным и в то же время комичным?

Сын и мать и в самом деле ощущали, что перед ними – едва ли не самая жуткая загадка природы, нечто такое, что невозможно постичь без содрогания, какую бы душу вы ни зондировали; и в воцарившейся в комнате мертвой тишине они словно устремили свои взгляды в потаенные глубины неведомого.

Глава 8 Мадемуазель Ява

Нужно ли говорить о том, что мадемуазель Жильберта Лаваль скакала верхом «по-мальчишески»: одна нога здесь, другая – там? Она была из тех современных наездниц, к которым как нельзя лучше подходит устаревшее слово «амазонка» и которые никогда не сели бы в дамское седло, не надели бы длинную юбку и высокую шляпку.

Жан Марей, истинный денди, в душе, возможно, и сожалел об этом, но, будучи прекрасным всадником, ценил изящную и уверенную езду молодой девушки, филигранно – необычайная редкость для женщины! – владевшей своими движениями. Лошадь-полукровка ступала под ней грациозным, спокойным и размеренным шагом.

Молодые люди поупражнялись в скачках с препятствиями, после чего Марей предложил отправиться в Арменонвиль – выпить в павильоне чего-нибудь прохладительного.

Было так жарко, что апрельский день походил на июльский; лошади вспотели. Жан и Жильберта неспешно двинулись по тенистой дороге; паренек-слуга держался метрах в двадцати позади них.

Все трое уже проехали по Булонскому лесу во всех направлениях и всеми возможными аллюрами.

– Как насчет второго июня? – спросил Марей. – Это уже через месяц с небольшим. Просто не думаю, что получится обвенчаться раньше, – как я понимаю, нужно соблюсти кучу формальностей!

– Что ж, второго июня так второго июня! Я вовсе не против!

– Прекрасно! Тогда – решено? – И молодой человек протянул невесте обтянутую перчаткой руку, предлагая скрепить договор торжественным рукопожатием.

Повинуясь легкому удару шпорами, лошади поравнялись и приблизились одна к другой. Их всадники, соединив руки, смотрели друг на друга с улыбкой; глаза их светились счастьем. Правда, уже через несколько мгновений им пришлось с сожалением разъехаться в стороны, чтобы пропустить небольшую группу, галопом несшуюся им навстречу с веселыми возгласами, смешками и поскрипыванием кожаных одежд и седел.

– А куда мы поедем… после церемонии? – спросила Жильберта.

– После второго июня? Как насчет Люверси?

– Вы шутите?

– Конечно шучу, хотя будущее полно неизвестности…

– Странно, что вы подумали о Люверси, Жан. Еще когда я была маленькой девочкой, я грезила о том, как буду счастлива там с вами!

– Со мной?

– Да. Правда, вы тогда в моих мечтах были всего лишь… как бы точнее выразиться?.. «белым» юношей, белым, словно чистый лист. И вот вы появились, и на этом листе возник ваш образ. Кстати, в Люверси есть старая каменная скамья, на которой я часто сидела рядышком с вашим призраком. Как жаль, что это нельзя воплотить!

– Ну почему же? Все зависит только от вас.

– От меня? – Жильберта поморщилась, тем самым выразив свои сомнения. – Между прочим, я вовсе не трусиха. Это не страх, а нечто куда более жуткое. Все мое существо противится возвращению в Люверси. Просить меня вернуться туда – все равно что требовать, чтобы я утопилась или бросилась в огонь. Так что, даже если об этом меня попро́сите вы, Жан…