Руки Орлака

– Такова была моя роль – заставить всех поверить в то, что я утратил всякую надежду раскрыть эту тайну. Но у меня имелась и другая причина притворяться, будто я боюсь визита в Люверси: требовалось убедить графа в своей причастности к преступлению, совершенному девятнадцатого августа. Неужели вы полагаете, мсье, будто я не догадывался о ваших подозрениях? Я сразу понял, к чему вы клоните: ваши назойливые вопросы выдали вас с головой. В общем, мне хотелось ускорить развязку, побыстрее прийти к тому моменту, который мы переживаем сейчас и к которому вы так стремились меня подтолкнуть, провоцируя Фредди совершить это ограбление, – ваша дьявольская выдумка чудесным образом благоприятствовала моим намерениям.

Вчера ночью я снова отправился в Люверси. Фредди по моему приказанию безотлучно сидел дома, и я смог свободно уехать в автомобиле, благо господину де Празу надоело нести вахту у моих ворот.

К тому времени – что лестно для моего самолюбия сыщика-любителя – у меня уже сложилась ясная картина трагедии. Я искал лишь вещественные доказательства и нашел их в комнате мадам Лаваль. Я почти завершил свою работу, когда появился ваш славный управляющий Эртбуа. Случайно, вы полагаете? Ничуть! Я нарочно с шумом опрокинул стул и разбудил старика. Но прежде чем он прибежал, я успел вырезать картину, которая, кстати говоря, не принадлежит кисти Мане… Нужно было завести вас в ловушку, заставить подумать, что к похищению полотна, которым накануне восхищался аристократ Жан Марей, причастна его темная вторая личность – Фредди Уж. Зачем я это сделал? Для того чтобы все произошло так, как и произошло. Для того чтобы мы оказались в эту ночь там, где сейчас и находимся, – перед этим сейфом, который вот-вот откроется.

– Мсье, – высокомерно произнес Лионель, – во всем, что вы нам изложили, нет ничего, что могло бы навести подозрения на меня и мою мать. Раз уж моя мать – вы сами это сказали – не направляла змею в комнату тетушки, могу вам поклясться, что и я…

– Вы, господин де Праз? Придется вас немного смутить, напомнив о том путаном и таинственном переменном сознании, в которое я, как вам известно, верю лишь отчасти. Я мог бы вам заметить, что, когда потребовалось найти в Люверси лопату, вы быстро сориентировались. Стану ли я обвинять вас в том, что вы зарыли змею или размозжили ей голову в припадке сомнамбулизма, который, между прочим, есть частный случай раздвоения личности? Нет, мсье, не стану, ибо слушайте все, и внимательно: никто не направлял гадюку. В ночь с девятнадцатого на двадцатое августа никто не руководил убийством, никто – ни вблизи, ни издали – не наблюдал за тем, как умирала мадам Лаваль. Это первое. А вот вам и второе: змея была закопана…

Внезапно смертельно побледневший Обри вскочил на ноги и замахал своими обезьяньими руками.

– Довольно! Смилуйтесь! – прохрипел он. – Не могу больше сносить эти адские муки! Я расскажу все, от начала и до конца!

– Вы сами себя выдали, – ухмыльнулся Жан Марей. – У меня не было против вас твердых доказательств, теперь же все понятно.

– Я не виноват в смерти мадам Лаваль, мсье! Богом клянусь, не виноват! Я расскажу вам все… Все это было… Да, все это было ради блага господина графа…

Жильберта едва держалась на ногах, ее лицо и руки от нервного потрясения приобрели восковой оттенок. Лионель растерянно смотрел прямо перед собой, что-то мучительно припоминая. Мадам де Праз не сводила с сына влюбленных глаз, затем внезапно бросилась к нему, сжала в объятиях и принялась жадно целовать в лоб и щеки. Потом не спеша прошла к сейфу и привычным движением вставила ключ в замочную скважину.

Повисла такая тишина, что слышалось жужжание мухи. Щелкнул замок, графиня вынула и швырнула на ковер несколько рассыпавшихся пачек и, сунув руку в темную глубину, обернулась к сыну:

– Лионель, мальчик мой, все это было ради тебя! Простите! Простите меня! Я одна во всем виновата! Обри узнал правду лишь наутро.

Едва успев договорить, она как подкошенная повалилась на пол.

Все бросились к ней. Лицо, шея и руки женщины прямо на глазах покрывались синеватыми пятнами.

Жан Марей печально покачал головой.

– Мертва, – тихо сказал он. – Такое не остается безнаказанным.

Он взял правую руку графини и, поднеся к свету, увидел на внутренней стороне большого пальца капельку крови – всего одну.

– Боже! – в ужасе вскричала Жильберта. – Тетушка погибла точно так же, как и мама! Там гадюка!

– Что все это значит? – растерянно пробормотал Лионель. – Что там – в сейфе? Змея?