Руки Орлака

Аптекарь, несомненно, сказал вам, что лишь один человек подходил к его прилавку с того момента, когда утром он видел свой рецептурный журнал целым и невредимым, и до той минуты, когда обнаружил, что последняя исписанная в нем страница кем-то вырвана. Полагаю, он утверждает, что одна лишь я могла совершить этот неслыханный поступок.

Аптекарь прав, господин комиссар. Теперь эта химическая формула запечатлена лишь в моей голове, и клянусь вам, она оттуда не выйдет!»

* * *

– Разумеется, – сказал мне Жером, – когда аптекарь узнал, в чем было дело, все уладилось само собой.

1933

Человек, который дрожал от страха

Вот как мне довелось познакомиться с господином Кандидье и услышать рассказ о его страхах.

Я был тогда секретарем окружного комиссара Жерома, и тот поручил мне заняться одним небольшим дельцем, которое было абсолютно не по нашей части, но над которым мы работали из любезности и услужливости. У некоего мсье Кандидье, фабриканта из Пантена, средь бела дня увели автомобиль с авеню Оперы. Когда-то встречавшийся с Жеромом на нескольких банкетах, Кандидье разыскал комиссара для того, чтобы поведать ему о своем злоключении и попросить его самого подать заявление в компетентные органы. Я не думаю, что наше вмешательство как-то способствовало счастливому исходу поисков (оставленное в квартале Пикпюс, авто было обнаружено спустя сутки), но господин Кандидье умолял незамедлительно его уведомить, если машину вдруг удастся найти. Жером соизволил лично сообщить ему эту приятную новость по телефону.

В тот же день господин Кандидье снова явился на набережную Орфевр – на сей раз уже для того, чтобы поблагодарить комиссара. Жером и я работали, когда дежурный вручил моему шефу визитную карточку фабриканта.

– Пропустите его, – сказал комиссар.

Я собирался удалиться, но он жестом остановил меня:

– Останьтесь, Гайяр. Это всего лишь визит вежливости – отнимет пару минут, не больше.

Я улыбнулся, поняв, что мое присутствие должно будет побудить гостя не задерживаться. В этом я ошибался.

Господин Кандидье оказался довольно полным мужчиной с проседью, обрюзгшим лицом и бесцветными глазами, взгляд которых казался то робким, то блуждающим, из-за чего сам господин Кандидье вызывал то жалость, то недоверие.

Он только что забрал свой автомобиль со стоянки префектуры и начал с того, что рассыпался в благодарностях перед Жеромом, который, привстав со своего места, указал ему на стул и извинился за то, что принимает его среди всех этих груд бумаг.

– Работы – по горло, мой дорогой мсье Кандидье. Но я все равно чрезвычайно рад нашей встрече… Вижу, вы остались довольны. Машина не сильно пострадала?

– Целехонька, господин комиссар! Слава богу! Вот уж действительно повезло так повезло!.. Ведь она не была даже застрахована от угона…

Но внезапно я заметил, что наш должник, изливаясь в словах признательности, почти не придает значения тому факту, который привел его к нам. Продолжая говорить о машинах и страховках, он, казалось, думал о чем-то совершенно ином. Речь его становилась все более путаной, да и сам он едва удерживался от того, чтобы не перейти к другой занимавшей его проблеме. Я бросил взгляд на Жерома и увидел, что тот, будучи превосходным психологом, с любопытством ожидает объяснения подобного поведения.

Господин Кандидье неуклюже продолжал разговор. Он пустословил. Он несуразно перескакивал от одной мысли к другой, так и не переходя, похоже, к тому, что его заботило. Затем вдруг, когда неловкая пауза уже начала затягиваться, он отбросил все эти ухищрения.

– Господин комиссар, – заявил он преисполненным тревоги голосом, – я чрезвычайно рад – гораздо больше, чем вы можете полагать, – тому, что благодаря пропаже и счастливому обнаружению моего авто я имею возможность поговорить с вами. До этого дня я не решался рассказать вам о тех опасениях, от которых я жестоко страдал раньше и которые все чаще и чаще охватывают меня по мере того, как приближается эта дата. Ах! Вы станете меня презирать…

– Говорите, прошу вас, – промолвил Жером, выказывая самую искреннюю благожелательность.

– Шестнадцать лет тому назад суд присяжных департамента Сена вынес приговор, который переполнил меня безграничной радостью. По этому приговору один из моих бывших работников, некто Жюгла, получал десять лет каторги за убийство одного из ему подобных, такого же проходимца, как и он сам.