Руки Орлака

Этот Жюгла, господин комиссар, терроризировал меня целых два года. Я уволил его – то был настоящий бандит. Так этот негодяй довел до моего сведения, что приговаривает меня к смерти, и на протяжении двух лет, мсье, я жил в страхе: он играл со мной, как кошка с мышкой. Я то и дело становился жертвой жестокой шутки, зловещего фарса, повергавшего меня в еще больший трепет, – по правде сказать, я отнюдь не храбрец. Думаю, в конечном счете он бы меня убил, даже просто нагоняя на меня ужас: не раз мне казалось, что еще немного – и я умру от страха! Но утром приходила гнусная записка: «Вчера это была только шутка. В следующий раз все будет всерьез» – ну, или что-то в этом роде. Можете себе представить, как я обрадовался, когда суд присяжных вынес вердикт!.. Какое это было освобождение!.. Какое воскрешение!..

– Могу вас понять, – признался Жером. – Но если с момента вынесения приговора прошло шестнадцать лет, ваш мучитель отбыл свое наказание еще шесть лет тому назад; сейчас, получив статус ссыльного, он находится под строгим надзором в Кайенне… но через четыре года будет свободен[133].

– Вот видите! – простонал господин Кандидье. Губы его дрожали, на лбу выступили капли пота. – Освободится – и снова будет меня мучить! Я уже считаю дни этой невыносимой отсрочки. Постоянно о ней думаю, и вот сегодня, господин комиссар, раз уж представился случай… Я решил рассказать вам все это, чтобы иметь ободряющую уверенность в том, что меня защитят, когда он вернется!

Жером едва заметно покачал головой и посмотрел на господина Кандидье с сочувствием:

– Ну… это случится не так скоро. Ваш демарш слишком уж преждевременный… Я хочу сказать: сейчас – преждевременный… Но почему вы тогда – шестнадцать лет тому назад – не сообщили в полиции обо всех этих преследованиях, объектом которых вы были?

Г-н Кандидье потупил взор. Заметив это, Жером спросил:

– Что такого произошло за эти шестнадцать лет, что дало вам мужество об этом заговорить?

– Ничего.

– Ничего? Стало быть, ничего, кроме времени. Истек срок давности. Я угадал?

Ответа не последовало.

Комиссар продолжал:

– Выходит, этот Жюгла, если бы вы на него пожаловались, мог заявить о каком-то вашем проступке, тогда как сейчас, за истечением срока давности, вы уголовного преследования уже не боитесь?

Господин Кандидье густо покраснел, но и на сей раз ничего не ответил.

– Ладно, – заключил Жером. – Приходите. Вас защитят. Приходите ко мне прямо завтра, и мы все обсудим. А теперь извините – нужно работать.

Наш гость рассы́пался в благодарностях. Он протягивал обе руки. Жером в ответ протянул ему лишь один палец, да и то как-то вяло.

Мы рассчитывали увидеть этого дрожавшего от страха человека в самом скором времени. Тем не менее утром следующего дня он не явился.

Около полудня зазвонил телефон. Жером взял трубку. Он нахмурился, побледнел, а затем коротко бросил: «Уже выезжаю».

– Полетели, Гайяр, мой мальчик! Черт возьми! Кто ж мог подумать?

– Но что случилось, шеф?

– Между Ливри и Вильпаризи разбилась машина. И знаете, кто был за рулем? Кандидье. Похоже, он несся на полной скорости – дорожное покрытие там не ахти, – когда отказала рулевая передача. Он мертв. И кажется, это не просто случайность. Осмотр руля показал, что соединительная рейка была совсем недавно подпилена на три четверти ее толщины… Ах! Мне не следовало скрывать от этого бедняги, что Жюгла сбежал! Я сглупил: решил, что тем самым лишь еще больше его перепугаю. Но черт возьми, откуда мне было знать, что Жюгла заявится в Париж уже через полтора месяца после своего побега! Начальник тюрьмы уверял нас, что он был намерен податься в Бразилию… Ладно, поехали! Теперь нужно его поймать.

Но о том, как Жерому удалось схватить Жюглу, обнаружив на железной рейке следы двух разных напильников и пятно машинного масла, я расскажу вам в другой раз.

1934

Старый пистолет

Это случилось в пятницу 13-го: у меня были все причины это запомнить.

Комиссар Жером и я прибыли на улицу Понтьё, девяносто шесть, спустя десять минут после телефонного звонка господина Фернандеса, примерно в девять тридцать утра. Не успели мы ступить на тротуар, как перед нашим авто остановилось такси, из которого выбрался сам господин Фернандес.

– Так что у вас произошло? – спросил у него Жером.

– Извините, что был столь краток по телефону, – ответил Фернандес. – Но главное было – прибыть сюда как можно скорее.

Он уже подталкивал нас ко входу в здание. Его смуглое лицо выражало беспокойство.

Господин Фернандес не был, в сущности говоря, информатором уголовной полиции, но время от времени мы имели с ним дело. Его можно было считать своеобразным «связным» между нами, с одной стороны, и испанской диаспорой Парижа – с другой. То был славный и великодушный идальго, жаждущий действия и готовый на самопожертвование, прекрасно осведомленный обо всех интересных фактах, связанных с его страной и соотечественниками, которым, как и нам, он оказывал немало услуг.